Я пишу эти строки в вагоне теплого поезда, что плавно покачиваясь мчится по заснеженным русским полям от града Орла ко граду Московскому. Приятное тепло от мощных батарей, и о зимней стуже за окном говорит лишь циферка на электронном табло, что подвешено к потолку. За окнами темно, только мелькнет фонарь безлюдной в вечерний час платформы, да фары цепочки машин на переезде. Эта земля дышит покоем. Небольшие домики сел и дачных мест, пятиэтажки поселков, спящие под снегом поля и рощи. Покойно и в вагоне. Тихий говорок пассажиров, да отзвуки музыки из чьих — то наушников.
Но так было не всегда. В XVI веке эти мирные поля назывались Диким полем. Не было здесь ни сел, ни поселков, ни дорог. Лишь хоронились по укромным местам русские сторожевые станицы, да вглядывались в тьму недремлющие часовые на стенах Орла, Мценска, Тулы. Зорко следили – не идет ли Царь крымской со своими людьми. Были те места полем боя, и не одного боя, а бесконечной (на два столетия) вереницы боев, битв, стычек, погоней, засад… Дикое поле.
Как увидеть мне тебя? Из окна комфортабельной «Ласточки», что несется, взметая снежную пыль, не углядеть поля минувших баталий. Но способ есть – я аккуратно раскрываю недавно изданную книгу романа «Смертная чаша», автор которого – Дмитрий Михайлович Володихин, не только писатель известный, но и профессор, историк, специализирующийся на русском войске шестнадцатого столетия. Редко наши историки умеют писать романы, еще реже романисты знают родную историю. Что же, книга в красной обложке, будь моим биноклем, покажи мне поле дикое.
Исторические романы пишут по-разному. Один писатель начинает издалека, пускаясь в высокоумные рассуждения о судьбах любезного Отечества. Другой – исподволь знакомит с героями, с эпохой. Так купальщик на пляже ступает осторожно, пробуя ногой утреннюю воду, поминутно озираясь и думая – не пойти ли назад. Дмитрий Володихин поступает проще – открываешь обложку и… как в прорубь ледяную проваливаешься в суровую эпоху Грозного царя. И охватывает она тебя как вода ледяная со всех сторон и вздохнуть спокойно уже не можешь, а можешь только плыть по течению, да пытаться увидеть, что там кругом. И постепенно осматриваться не получится, ибо река истории нашей бурлит водоворотами и бросает из стороны в сторону на порогах.
Герои романа — русские аристократы – служилые люди по отечеству. И нет на страницах героического простонародья, ибо не было оно героическим в тот век суровый. Не задерживался храбрый и способный к сверхнапряжению человек в те годы ни в трудягах крестьянах, ни в проворных посадских, ибо слишком велика была нужда в людях меча.
Какими они были – наши аристократы? Храбры? Безусловно. Умелы в ратном деле? Конечно. Честолюбивы и даже спесивы – да паче всякой меры. Богобоязненны? Скорее да, чем нет. И храмы строили, никем не понуждаемы, и вклады в святые обители делали, да такие, что власть державная те вклады ограничивала. Святые? А вот святыми они не были. Ибо жестока жизнь была в те времена вообще, а у служилого человека по отечеству – в особенности. А еще были они энергичны и деятельны. И своим трудом, и кровью отодвинули границу Руси от берега Оки, до берега Черного моря. Уже одной этой двухсотпятидесятилетней войной оправдав свое существование и дав право потомкам хоть век спустя лежать как Обломов на диване. Только дворянин лежебока – образ сатирический, подхваченный пропагандой советской, существовал ли когда в реальности? Ибо и до, и после вольностей дворянских шли русские аристократы в бой, в службу государеву, открывали новые земли, университеты, побеждали врагов, и в 1914-м вышли на свою последнюю битву. Они и ее бы выиграли, да ударила благородству и верности в спину подлость и предательство.
Автор и пытается изобразить русскую аристократию с одной стороны, реалистично, с другой – реалистично именно для нас, людей 21-го столетия, живущих в обществе, где нет и следа этого сословия.
На первых страницах едут бок о бок два героя. Вернее – герой и предатель. И это не спойлер. Ибо роман многослоен. Читатель, непросвещенный в истории, увидит занимательную интригу, стычку характеров, а может и узнает для себя что-то новое. Читатель, знающий историю XVI века, сразу же оценит драматизм первой главы романа. И приятные сюрпризы будут ждать его по ходу всей книги. Перед ним будут оживать строки научных монографий и исторических источников, легенды и были.
Вот дворня бьет юродивого, что грязью в окна кидает. Автор уважает читателя и не говорит ему имя того святого человека, но разве мы не узнаем Василия Блаженного? Немец-опричник Генрих Штаден выведен на страницах книги довольно подлым и расчетливым мерзавцем. Просто хитроумный злокозненный враг народа из советского кинофильма 40-х годов ХХ века. Но таким образ основан на собственных записках Штадена! Немец был по-своему честен и не скрывал ни своего презрительного отношения к русским, ни своих прохиндейских делишек.
Но вернемся к первым героям. Исторический роман, выходящий в год столетия гражданской войны в России, не может избежать и еще одной темы – как быть, если враг свой? Если он – вчерашний друг, боевой товарищ, спасавший тебя от врага и сам спасенный тобою? Сейчас – он предатель, изменник, и у него колебаний направить на тебя оружие нет. А у тебя есть. Ибо человек чести до конца верит в честь того, кто ею хоть когда-то обладал. Замирает рука с оружием у князя Хворостинина, уходит живым предатель. А спустя много столетий потомок такого же служилого человека по отечеству, Государь Император Николай II откажется снять войска с фронта и начать войну против своих обезумевших подданных, дав им напрасный шанс к покаянию…
Жанр исторического романа требует особого подхода к языку. Автору надо следить, чтобы его герои не ляпали чего-нибудь невозможного для своей эпохи. Не мчались, к примеру, на всех парах, за три сотни лет до изобретения паровоза. Не перебирали варианты решений в уме с быстрой счетной машины, за двести лет до арифмометра, не меряли расстояние в километрах и метрах, а вес — килограммах. Это не так просто, как кажется. И речь персонажей становится беднее, и выразительность теряется, и живость, и вот уже не живые люди, а куклы бездушные, статисты картонные пытаются говорить с читателем. Другая засада – попытаться стилизовать язык под эпоху. О, как это не просто! Банальная вставка старинных слов вместо современных портит язык, как портят ржавые гвозди свежие доски. Все эти «почто» вместо «почему» или «поелику» вместо «поскольку» вызывают у читателя скорее раздражение. А уж стилизовать язык романа под эпоху…. Разве что у Дмитрия Балашова такое получалось, недаром он филолог — фольклорист по профессии.
Автор «Смертной чаши» пишет по-иному. Его стилизация не языковая, а литературная. Старых слов в книге много, но они стоят строго на своих местах, когда без них не обойтись. И грамматика на месте. А вот стиль? Автор современным языком начинает плести словеса как русский книжник описываемой им эпохи. Вроде и язык современный, и слова понятные, а чудесный узор из слов и предложений создает впечатление старины.
Главный герой романа – князь Дмитрий Иванович Хвороститнин. Опытный воевода, вельможа, опричник, заботливый и нежный муж, верный товарищ. Идеальный герой? Не похож. Опричник – значит участвовал в походах на «мятежный» Новгород. Смел, но «играет по правилам», отчего и ущерб делу бывает. Умен, а не книжник и книжную премудрость не ценит.
Князь Михаил Иванович Воротынский. Князь с большой буквы, помнящий (а вернее, никогда не забывающий) что князь – это властелин и столп над всеми прочими. Как он высокомерен! Хворостинин в его глазах — худородный, а прочие герои романа и вовсе не людьми могут считаться условно. И опять же. А отчего князь Воротынский так высоко о себе мнит? Почему родом себя считает выше прочих. Он ведь из Ольговичей, к тому же – младших. Да, свой удел он потерял позже прочих, но велик ли был тот удел? Даже не по размеру, а по месту среди уделов Руси? Игра истории вознесла его и таких же княжат при московском дворе на высоту огромную.
Беседа Воротынского и Хворостинина – одна из самых сильных в романе. Ведь беседуют два положительных героя (героя не только романа, но и русской истории) и нет между ними не то что лада, — разговора путного. Сцена прямо отсылает к беседе Мики Тырнова и Степки Одоевского из романа «Петр Первый». Для Одоевского – спесь, род дури и самомнения, для Михаила Ивановича Воротынского – непременная честь даже не характера, а самоощущения. И спесь говорит в нем, но честь. Такое у него и русской аристократии того времени понимание чести. Потому и Хворостинин не смиряется перед грозным воеводой – свою честь блюдет.
А еще роман можно читать как энциклопедию военного дела грозненской эпохи. Перед нами военная машина Ивана Васильевича в разрезе и во всех подробностях. Кто такие дети боярские, боевые холопы, стрельцы, пищальщики, воеводы у наряда и воеводы у полков, дворянские головы – читатель узнает и запомнит накрепко. Равно как и тактику того времени. Напуски, прямое дело, травля, перестрелы – автор сыплет терминами, не утруждая себя пояснениями, но показывая наглядно читателю, что есть что и как наши деды воевали.
Хорошо показаны и враги. Крымские татары не выглядят бессмысленной ордой дикарей и злодеев. Нет, они храбрые и умелые воины. Биться с ними – играть в военную игру с очень умным и храбрым противником. Любви меж ними и русскими нет. Евразийского братства на почве вражды с иноземным западом — тоже. А вот уважение друг к другу, а вернее – врага к врагу – есть. Смертельный враг, враг страны, враг веры Православной, а все равно дерется лихо и вызывает уважение храбростью и умением.
И это уважение – одно из слагаемых победы русских воевод. Они не считают противника глупей себя. Напротив, идет борьба не только сабель, но умов. А исход битвы зависит от Бога и его милости.
И отсюда, а вовсе не из фанатизма и пафоса идет вера героев романа. Для них Божие заступничество – то оружие, к которому не может прибегнуть смелый и умелый враг. А они могут. Но не как к магии – помолились и получили чудо, а как к последней надежде, что может быть Он нас не оставит.
Уходит хан. Покрыто мертвыми телами поле под Молодями и роман обрывается также внезапно, как начался. Ты поднимаешь глаза от книги, и с удивлением видишь себя здесь. В двадцать первом столетии от Рождества Христова. Где нет Крымского ханства, а над Бахчисараем и Крымом развевается русский флаг. Где нет Дикого поля, а есть яркие огни русских городов и сел. Где бежит уже по самой Москве мой скоростной поезд. Но где нет и таких аристократов как Михаил Воротынский и Дмитрий Хворостинин. Где нет аристократии как таковой, а слово «честь» — только на страницах романов и встретишь.
А может не только? Ведь именно с чести начинается все остальное, может и у нас она есть? Хоть малая толика?
Александр Музафаров
Фото: KP.RU
