Автор:
Елизавета Преображенская.
Обычно словосочетание «крепостное право» произносится с исключительно негативной окраской и преподносится как явление, хуже которого в нашей истории ничего еще не бывало. Но это не так. Не буду пытаться оправдывать крепостничество, но как бы несправедливо ни складывались крестьянские судьбы, а все же были в нашей истории времена и страшнее, и чернее. И были люди, которые могли бы, позавидовать иным крепостным. Это история о двух женщинах из одной знатной семьи. Одна родилась крепостной в царские времена, но ничто не помешало ей стать графиней, вторая – родилась через много лет после отмены крепостного права, но ничто не смогло спасти её от советского рабства.
Из крепостных – в графини
Эта невероятная романтическая история началась в годы изящного правления Екатерины Великой и завершилась уже в дни Александровы. И не былов России человека, который не знал бы историю дочери крепостного кузнеца, Прасковьи, которая своим талантом, красотой души и внешней миловидностью покорила сердце одного из самых знатных и богатых аристократов Российской Империи – графа Николая Петровича Шереметева.
В усадьбе Кусково на юго-западной окраине Москвы у графа был театр, труппа которого набиралась из крепостных людей. Артисты получали почти дворянское образование — их учили иностранным языкам, пению, танцам, манерам, умению держаться в обществе, но главное – развивали их природные сценические таланты. Так попала на сцену Прасковья Ковалева, дочь кузнеца из села Вощажниково. Николай Петрович Шереметев и сам не заметил, в какой момент его главной гордостью и достоянием стал не театр в целом, а сама Прасковья. Это для нее, скромной крепостной девушки, выписывались из Европы партитуры опер, для нее строился Останкинский театр с лучшим и самым современным на тот момент сценическим оборудованием, это ее голос приезжали послушать Екатерина Великая и Станислав Август Понятовский, Павел I и Мария Федоровна.
Прасковья покорила не только сцену, но и сердце графа Шереметева. Долгие годы она жила на правах невенчанной жены Николая Петровича, который строил для нее дворцы, осыпал драгоценностями и старался оградить ее и от косых взглядов других крестьян, и от досужих сплетен светского общества. Конечно эта золотая клетка был все же клеткой, конечно сама Прасковья, набожная женщина и настоящая христианка, страдала от своего двусмысленного положения. Долгие часы она проводила перед иконами в молитвах, прося у Бога прощения и каясь в грехах. В конце концов граф не смог вынести ее душевных терзаний и принял решение сначала даровать Прасковье вольную, а затем и обвенчаться с ней. Так и поступили. В 1801 году в московской церкви Симеона Столпника граф Николай Петрович обвенчался со своей обожаемой Прасковьей. Дочь кузнеца стала графиней Шереметевой, а родившийся в этом браке сын Дмитрий – единственным наследником графских богатств. И никто не оспорил решение графа, брак был признан императором Александром I, а вслед за этим – и всем петербургским обществом.
К сожалению, болезнь преждевременно прервала жизнь графини Прасковьи Шереметевой, но ее история разнеслась по всей стране, обросла массой легенд и преданий, превратилась в популярную народную песню о крестьянке, обвенчавшейся со своим барином. И всё это случилось задолго до отмены крепостного права.
Следует отметить, что история Прасковьи не была такой уж исключительной и неповторимой. Граф Николай Петрович был, как говорится, добрым барином. Артистам своего театра он выплачивал жалование, обеспечивал актрисам приданое, когда те выходили замуж. Не зря ведь говорили, что Шереметевы настолько богаты, что даже у их крепостных есть свои крепостные. Так оно и было. Например, крепостной Шереметевых Ефим Грачев основал свою собственную ситценабивную фабрику. Грачёву принадлежало около трёх тысяч гектаров земли и 2800 крепостных. Секрет такого успеха прост и заключается в работе. Ефим Грачев и подобные ему трудолюбивые и предприимчивые крестьяне впоследствии сформировали купеческое сословие и стали богатейшими людьми России.
Из аристократок – в рабыни
Ксения Александровна Сабурова родилась в 1900 году, через 97 лет после смерти Прасковьи Шереметевой, и приходилась легендарной крепостной актрисе праправнучкой. Крепостное право было уже давно отменено, Ксения родилась дворянкой и ей от рождения были дарованы все те привилегии, которых ее знаменитая родственница добилась только на закате жизни. Но именно Ксения Александровна Сабурова была в числе тех, кто оказался в положении намного худшем, чем крепостная зависимость – она стала узницей в ИТЛ (исправительно-трудового лагеря).
Когда Ксении было всего 17 лет, в стране разыгралась самая ужасная трагедия в российской истории – революция. Сначала большевики без суда и следствия расстреляли ее отца, петербургского губернатора Александра Сабурова, затем – в Белбалтлаге и Ухтпечлаге погибли братья Борис и Юрий.
Ксения с матерью Анной Дмитриевной (урожденной графиней Шереметьевой) жили в Калуге и Владимире в большой нужде.
М.М.Мелентьев иногда бывал в гостях у матери и дочери Сабуровых и вспоминал об этом: «Вчера я был у них, в жалкой комнатушке, на окраинной улице. Люди, знавшиеся с царями, подошли к трагической черте своего существования. И... ни одной жалобы, ни ропота, ни стона. А... в комнате не топлено... обеда не бывает... хлеба еще не получили. И с утра мать и дочь ничего не ели. Дочь Ксения Александровна пробыла несколько часов на рынке, продавая свои вещи, но никто ничего не купил, и она вернулась при мне с пустыми руками. Мать, утешая ее, сказала: «Плохое. перед хорошим» и продолжала спокойно разговаривать со мною — умно и интересно»...
В 1924 году Ксения Александровна обвенчалась с англичанином Георгом Пейджем, о чем стало известно властям. Георга вынудили уехать из России, Ксения осталась, но этот брак, заключенный по любви, как и у ее далекой прабабушки, принес ей много горя. Георга Пейджа Ксения так никогда и не увидела, но само знакомство с ним стало основой для сфабрикованного дела о шпионаже. Сначала была ссылка в Барнаул, затем, в 1938 году – арест и приговор: 10 лет исправительно-трудового лагеря. В эти мрачные годы в Союзе фактически уже процветало узаконенное рабство. Многие сейчас говорят о том, что творила со своими крепостными печально известная барыня Салтычиха. Но Салтычиха была случаем уникальным, психически ненормальная женщина, истязавшая своих слуг, была сурово наказана, как только о ее зверствах стала известно царице Екатерине. Зато Ксения Сабурова в 1938 году попала на допрос к следователю Белякову. Этот представитель советского закона, преступным же законом руководствуясь, жестоко избивал Ксению в надежде выбить нужные ему показания. Государстве «светлого будущего» наделило его полномочиями таскать женщину за волосы по камере, выбивать ей зубы, разбивать в кровь лицо… Тем не менее, Ксения Александровна выстояла. Она не согласилась с предъявленным обвинением, а в кошмарные часы жестоких избиений думала лишь об одном: не потерять сознание и не сказать ничего, что могло бы бросить тень на других.
Потом, был в лагерь в Архангельской области. Легко одетая, в тоненьких чулках и лаптях, она в сорокоградусные морозы возила брёвна для строительства железной дороги, а единственным вознаграждением за этот каторжный труд было 400 грамм хлеба. Что это еще, если не рабство? Но даже самые бедные крепостные у самого свирепого барина все же довольствовались большим количеством продовольствия, нежели паек в 400 грамм хлеба. Да и можно ли назвать хлебом ту водянисто-соломенную массу, которой потчевали своих рабов советские «Салтычихи»?
Как пережила этот ад хрупкая женщина? Сама Ксения Александровна вспоминала впоследствии, что часто думала в лагере о Прасковье Ивановне и восхищалась тем, как она сама строила свою судьбу. У крепостной Российской империи, оказывается, было больше возможностей для этого, чем у свободного человека Советского Союза.
Ксения Александровна была освобождена только после смерти Сталина. Она тихо жила во Владимире, занималась репетиторством, передавала уцелевшие фамильные ценности в музеи. О себе она часто говорила: «моя жизнь – сплошная драма»…
