Кое-что из жизни мэтров советской пропаганды

Автор:

Александр Гончаров.

Умение создавать врагов было залогом самого существования СССР. Борьбой с врагами можно ведь оправдать все. И, конечно же, советская власть и все ее просчеты в политике и экономике получали обеление в массовом сознании. Огромная роль в этом деле принадлежала пропаганде.

13 июня 1937 года мэтр советской пропаганды А. Н. Толстой спешно продиктовал по телефону статью «Родина!» для газеты «Известия». И уже 14 июня 1937 г. она публикуется. Этот материал надо признать типичным и эталонным для пропаганда советского патриотизма. Толстой воздействует, прежде всего, на эмоции читателей: «Любовь к родине! – Я иду в смертельный бой за нее, я умираю за величие моей социалистической родины. Я хочу больших дел и большой славы, потому что мои дела и моя слава – дела и слава моей родины. Мне не нужно будет много слов, чтобы узнать врага. Я узнаю его по чуждому блеску глаз, потому что я не какой-то определенный индивид, ищущий своей выгоды. (выд. мною – А. Г.) Я – сын, плоть от плоти, кровь от крови моей любимой родины, потому что любовь к родине несет с собой ревнивую бдительность».

«Ревнивой бдительностью» и любовью к Родине писатель и публицист Алексей Толстой обозначил те высокие чувства, которые и должны были испытывать советские граждане в отношении закончившегося 11 июня 1937 г. процесса по делу «Антисоветской троцкистской военной организации». Фигуранты сего дела: маршал М. Н. Тухачевский, И. Э. Якир, И. П. Уборевич, А. И. Корк и др. принадлежали к советской военной касте, были осуждены и расстреляны. Казни избежал только Я. Б. Гамарник, покончивший жизнь самоубийством непосредственно перед арестом.

Для продвижения нового «патриотизма» и насмешек над «врагами народа» Толстому сгодился и «архискверный» Федор Михайлович Достоевский, столь нелюбимый покойным «вождем мирового пролетариата» Владимиром Ульяновым-Лениным: «Ставрогин из романа Достоевского «Бесы», этот «гражданин кантона Урн», который логически дошел до чердака, где и повесился, – прообраз потенциального троцкиста, прообраз тех из наших современников, у кого в душе мертвенная пустота, унылый цинизм, скепсис и хвойная жизнь: на собраниях ли, на службе ли – «стопроцентный» гражданин; дома – облезлый волк, глядящий в лес. Это – потенциальный троцкист. Это –бульон для троцкизма, предательства, шпионажа». Любопытный пассаж, между прочим. Советская власть в лице Алексея Толстого лезет в дом, постель и быт советского гражданина. Долой «хвойную жизнь»! Донесем коммунизм до каждого, сидящего в своей квартире на табуретке или унитазе! Если дома ты не верен строительству коммунизма, то уже и шпион, и троцкист. Гражданских оборотней разоблачает «красный граф». Советской власти необходим весь человек: с потрохами, вопиющим разумом и бессмертной душой…

На советской литературной пропагандистской фабрике в 20-30-е гг. XX в. изначально выделился лидирующий пул: Владимир Маяковский, Максим Горький, Демьян Бедный, Юрий Олеша, Алексей Толстой, Валентин Катаев, Александр Фадеев, Михаил Шолохов и Илья Эренбург и др.

Для обработки населения годилось все. В ход шли романы в стиле социалистического реализма, эссе, статьи, рассказы, поэмы, стихи и сказки. Можно подумать, что авторы-пропагандисты отличались особой преданностью советской власти и всенепременно желали приближения коммунизма и всемирной пролетарской революции. Этим же они руководствовались в своих творческих изысканиях, пламенные революционеры в литературе, так сказать. Тем более, что некоторые из них вернулись из эмиграции ради того, чтобы послужить социалистическому Отечеству. И раз так все произошло, то от литераторов, естественно ждать знание жизни в Советском Союзе и абсолютной честности.

В. В. Маяковский в 1927 году выпустил в свет поэму «Хорошо». Там есть строки:

«В полях
деревеньки.
В деревнях –
крестьяне.
Бороды
веники.
Сидят
папаши.
Каждый
хитр.
Землю попашет,
попишет
стихи.
Что ни хутор –
от ранних утр,
работа люба.
Сеют,
пекут, –
мне
хлеба.
Доют,
пашут,
ловят рыбицу;
республика, наша,
строится,
дыбится.
Другим
странам
по сто.
История –
пастью гроба,
А моя
страна
подросток –
твори,
выдумывай,
пробуй.
Радость прет!
Не для вас
уделить ли нам?
Жизнь прекрасна
и
удивительна.
Лет до ста
расти
нам
без старости».

Удивительное знание крестьянского бытия открывает своему читателю поэт. Оказывается, что крестьянин после долгого трудового дня еще в состоянии и стихи писать. Особенно в летнюю страду, или весеннюю, или осеннюю…

Сейчас Маяковского извиняют тем, что это, мол, иносказательно сказано про людей, умеющих заниматься как умственным, так и физическим трудом. Но извинение просто неудачное. Владимир Владимирович далее говорит о привычном сельском труде. И прекрасной и удивительной жизни…

А что говорят документы? Читаем: «Перебои в снабжении продуктами по ряду рабочих районов (Москва, Иваново-Вознесенская, Владимирская, Костромская губернии, Урал) носят затяжной характер. Недостаточен завоз муки, сахара, масла, а также товаров: мануфактуры, обуви и т.п. (по Москве отмечается недостаток муки, мыла, чая).

В некоторых районах снабжение хлебопродуктами совершенно неудовлетворительно (Иваново-Вознесенская, Владимирская губернии). В Иваново-Вознесенской губ. в г. Тейкове (более 8000 рабочих) хлеб не выдавался в течение 11 дней. В г. Кохме ржаная мука выдавалась только по особому разрешению правления, по 1 ½ кг на едока. В связи с этим среди рабочих фабрики Б. Кохомской м-ры (5500 рабочих) создалось забастовочное настроение.

В Пензе в хвостах также раздавались призывы к забастовке: «Нужно добиться, чтобы хлеб был, хотя бы забастовкой». Аналогичное состояние со снабжением и в некоторых районах Владимирской губ. (Гусевский у.), Великодворский, Курловский и Уршальский рабкоопы продолжительное время не выдавали печеного хлеба…

В тех районах, где хлеб и товары выдаются, недовольство вызывается большими очередями. Очереди достигают 600 человек. Давки, скандалы, перебранки – обычное явление. Отмечен ряд случаев, когда во время сильной давки женщины падали в обморок (Пенза, Брянская губ.)…

В Москве (23 января) на общем собрании безработных печатников (350 человек) с отрытой антисоветской агитацией выступил под чужой фамилией

безработный (бухгалтер, бывший член ВКП). В своем выступлении он заявил: «По всей России безработных насчитывается не меньше 10 миллионов. Мы сидим как мухи в паутине. Хозяйственная политика вздергивается кучкой людей, задумавших черт знает что. Задались несбыточной целью, задумали без средств проводить индустриализацию, тянуть с рабочих и крестьян. Размахнулись без удержу и без меры, и без толку. Хозяйственники делают, что хотят, хуже старых капиталистов. Роль наших профсоюзов – собачья роль. Раньше союзы у нас были рабочие, а теперь фабриками руководят коммунисты и союзами они же. Как пойдешь жаловаться коммунисту на коммуниста, а если и пойдешь, то бесполезно (крики «правильно», аплодисменты)…»  (Обзор политического состояния СССР за январь 1928 г. (по данным Объединенного государственного политического управления)).

Картина, показанная ОГПУ, отличается от мечтаний Маяковского. Рыбица, отловленная народом, идет на прокорм Маяковских, а не самого народа. «Инженеры человеческих душ» должны нормально питаться, дабы пропагандировать приход светлого будущего и ненависть к врагам. И неизвестно в реальности, кому на Руси жить хорошо.

Алексей Николаевич Толстой, находясь за границей, отлично понял: кому и где хорошо. Перед эмиграцией он говорил Ивану Бунину: «Бог свидетель, я бы сапоги теперь целовал у всякого царя! У меня самого рука бы не дрогнула ржавым шилом выколоть глаза Ленину или Троцкому, попадись они мне…»

После возвращения на «историческую Родину» Толстой, благополучному обустройству в Стране Советов и причислению к литературной элите, рассуждает по-иному: «Я циник, мне на все наплевать! Я – простой смертный, который хочет жить, хорошо жить, и все тут. Мое литературное творчество? Мне и на него наплевать! Нужно писать пропагандные пьесы? Черт с ним, я и их напишу!

Но только это не так легко, как можно подумать. Нужно склеивать столько различных нюансов! Я написал моего «Азефа», и он провалился в дыру.

Я написал «Петра Первого», и он тоже попал в ту же западню. Пока я писал его, видишь ли, «отец народов» пересмотрел историю России. Петр Великий стал без моего ведома «пролетарским царем» и прототипом нашего Иосифа!

Я переписал заново, в согласии с открытиями партии, а теперь я готовлю третью и, надеюсь, последнюю вариацию этой вещи, так как вторая вариация тоже не удовлетворила нашего Иосифа.

Я уже вижу передо мной всех Иванов Грозных и прочих Распутиных реабилитированными, ставшими марксистами и прославленными. Мне наплевать! Эта гимнастика меня даже забавляет! Приходится, действительно, быть акробатом.

Мишка Шолохов, Сашка Фадеев, Илья Эренбург – все они акробаты. Но они – не графы. А я – граф, черт подери! И наша знать (чтоб ей лопнуть!) сумела дать слишком мало акробатов!» (по воспоминаниям Ю. Анненкова).

Алексей Толстой имел свободный выезд за рубеж. И встречаясь с Буниным в 1930 году он откровенно агитировал за «советскую власть»: «Ты и представить себе не можешь, как бы ты жил, ты знаешь, как я, например, живу? У меня целое поместье в Царском Селе, у меня три автомобиля... У меня такой набор драгоценных английских трубок, каких у самого английского короля нету... Ты что ж, воображаешь, что тебе на сто лет хватит твоей Нобелевской премии?»

Надо отметить, что Бунин и Анненков к Толстому относились достаточно неплохо. Они отмечали незлобливость советского мэтра, талант и потрясающую работоспособность. Они понимали, что Алексей Николаевич – обыкновенный приспособленец, желавший широко и вольготно жить, и на любой политический строй ему наплевать. А ради этого их знакомый был готов и фальсифицировать тексты, и петь хвалу кому угодно, и оправдывать любые деяния. Нет идейность двигала советскими пропагандистами, а желания другого свойства.

Тот же Бунин написал в «Окаянных днях» о Катаеве: ««Был В. Катаев (молодой писатель). Цинизм нынешних молодых людей прямо невероятен. Говорил: «За сто тысяч убью кого угодно. Я хочу хорошо есть, хочу иметь хорошую шляпу, отличные ботинки…»

Группа советских писателей совершила путешествие по Беломорканалу в августе 1933 года. Среди них были и Толстой, и Катаев. По итогам путешествия была выпущена пропагандистская книга. И в ней не найти ни одного слова о страшном бытии заключенных Белбалтлага. Книга написана талантливыми людьми и очень профессионально: «ударное строительство», «перековка людей», «победа советской власти» и т. д. Авторы опуса чувствовали себя вершителями судеб, хотя в действительности ради своего положения и карьеры прикрыли ложью несчастья и гибель других людей. «Инженеры человеческих душ» выступили не более, как хитрые и смекалистые домашние рабы советской власти. В Древнем Риме, именно среди домашних рабов, привычно находились многие поэты и художники, услаждавшие своим искусством господина.

На Беломорканале потерял зрение великий русский философ Алексей Федорович Лосев. Он попал в лагерь за свой труд «Диалектика мифа». Дополнения к «Диалектике мифа» оказались опубликованы только после 1991 г. Жаль, что обслуживавшие советскую аристократию писатели никогда и не узнали этих слова философа-зэка: «И вот в этой смекалке и все дело. Древне-греческие рабы тоже смекнули, что им выгоднее в каком-то отношении иметь над собой праздную аристократию. И этой смекалки хватило на тысячелетия».

Советская аристократия в духовном плане была совершенно праздной. Советская аристократия властвовала пока ее пропаганду обеспечивали выходцы и выученики Российской Империи. Домашние рабы, вскормленные новой аристократией, оказались на порядок слабее…

И Советский Союз пал – «Лет до ста нам расти без старости».

Обычная судьба варварских государств, вроде Королевства вандалов в Северной Африке.

Распознавать врага «по чуждому блеску глаз» вечно невозможно. Особенно, если врагом себе ты являешься сам.

Поделиться ссылкой: