У каждого народа своя форма государственности и свои предпочтения в принципе власти
Народная душа и государственная форма
У русского философа и политолога Иван Ильина (1883—1954) есть незаконченная книга «О монархии и республике». В ней он выясняет разницу монархического и республиканского подхода к государственному правосознанию, строительству самого государства.
Давайте попробуем разобраться какая форма власти, исходя из реалий нашей жизни подходит для современной России. И кто мы такие, по своему психологическому восприятию власти — монархисты или республиканцы?
У большинства людей нет четких политических убеждений, и они руководствуются больше не логикой, а интуицией и психологическими поведенческими установками, которые зачастую восходят к значительно более глубоким пластам национального типа, чем любые интеллектуальные выкладки.
Прежде чем отправиться в это психолого-социологическое путешествие в наше бессознательное коллективное «я», надо указать на один миф, который часто связан в нашем сознании с Монархией. Это миф о «срочности» или «бессрочности» полномочий монарха или глав республик.
По идее «монарх… правит бессрочно; он пожизненно государь». Но ведь в реальной жизни эта идея «пожизненности» имеет существенные «ограничения» в воле его врагов. Иностранные правительства могут организовывать заговоры, революционеры устраивать революции, «тираноборцы» устраивать цареубийства. В то же время мы хорошо знаем генсеков (например, Сталин или Брежнев) или президентов, которые правили десятилетия и даже пожизненно, вплоть до своей смерти. Есть пример даже династий республиканских президентов (Алиевы в Азербайджан, Ли в Сингапуре, Буши в США)…
Иван Ильин оперировал такими понятиями как «правосознание». Или выражаясь языком психологии «у всякого народа своя особая «душа» и помимо нее его государственная форма непостижима. Потому так нелепо навязывать всем народам одну и ту же штампованную государственную форму».
То есть «государство, государственная форма, правопорядок и вся политическая жизнь народа — суть всегда проявление, живая функция, живое создание множества личных правосознаний, их силы, их верности, их действенности, их строения, их совестного благородства, их религиозности или соответственно их безбожия».
Олицетворение власти. Свойственно ли нам иметь во главе государства человека, а не систему учреждений?
Монархическому сознанию необходимо, свойственно в отличие от республиканского олицетворять власть, государство. Христианство, давшее миру Откровение о Личном Боге, значительно усилило необходимость олицетворения, персонификации государства и власти. Но одновременно, поэтому кризисные явления в европейском христианстве, параллельно развили и кризис в монархической государственности. Как писал Иван Ильин: «процесс олицетворения (персонификации) состоит в том, что нечто неличное (в данном случае — государственная власть), или сверхличное (родина-отечество), или многоличное (народ, объединенный в государство) — переживается как личное существо».
Итак, монархическое сознание ищет для олицетворения нации и государства образы героев, подвижников из прошлого и хочет и в настоящем видеть реальных людей которые бы во власти персонифицировали бы собою власть и народ. Для республиканского сознания, личность в истории и личность во власти всегда находится под подозрением. Республиканец доверяет значительно более учреждениям, коллективу и старается личность во власти обставить законодательными ограничения, так, что бы свободы её проявления было как можно менее. Что бы сама личность была максимально растворена в бюрократическом учреждении и её предпочтения не играли бы никакой роли.
Здесь, как кажется мы значительно более монархисты, чем республиканцы. Наше доверие к личности и желание видеть перед собою человека во власти, а не бездушную бюрократическую машину, безликое учреждение достаточно явственно.
Особая связь с Небом. Священность власти и особость личности Правителя. Свойственно ли нам думать об особом предназначении власти?
Чувствуем ли мы сегодня священность власти и особость личности Правителя?
Для монархического восприятия власти свойственен особый, религиозный взгляд на власть в государстве. Смотреть на власть, как на начало священное, а на личность во власти как на «помазанника», предназначенного свыше, человека особого совершенно не характерно в свою очередь, для республиканского сознания. Республиканец прагматически сух и рассудочно бесчувственен ко власти и уж тем более к личности во власти.
Христианская традиция сообщения особой благодати для управления государством, в акте священного миропомазания, идущая ещё из Ветхого Завета глубоко религиозно соединена с монархическим отношением к власти. Идея власти Божией Милостью, царское величие, «сердце Царево в руце Божией» все это характерное монархическое осмысление власти.
Понятно, что этот пункт связан напрямую с религиозностью нашего общества.
Здесь уместно вспомнить опрос ВЦИОМА «О каком начальнике мы мечтаем?» (2010 года). В нем на вопрос о религиозности начальника, только 8% твердо высказали своё желание иметь своим начальником нерелигиозного и неверующего человека. Тогда как 30% так же твердо заявили, что хотели бы иметь религиозного, верующего человека своим начальником. Остальные высказались неопределенно.
Я бы трактовал эти цифры следующим образом. Люди желающие видеть своим начальником неверующего человека — это в политическом плане люди республиканского сознания, а желающие иметь верующего начальника — люди склонные к монархическому менталитету.
Конечно с того времени прошло уже достаточно много времени, но думаю цифры если и меняются, то скорее всего вторая растет, а уменьшается цифра неопределившихся в этом вопросе.
Интересно, что в нашей стране и Пасху считают наиболее важным праздником от 31 до 35% от опрашиваемых (ВЦИОМ «Пасха — третий по значению среди российских праздников»). А для 9-12% это не праздник. Праздники занимающие места выше это 9 мая и Новый год.
Так что взгляд на начальство земное и на начальство Небесное (и Его Праздники) вполне сходятся по процентам.
Воспринимаем ли мы власть рассудочно или чувственно? Патриархальное доверие или принципиальное недоверие.
Подходим ли мы в наших решениях по вопросам, имеющим отношения к нашей власти интуитивно-чувственно или рационально-рассудочно?
Для монархического восприятия власти характерен подход в стиле «сердцем чую», часто носящий иррациональный, не поддающееся разуму, сверхразумное восприятие. Власть для монархиста сложная земная институция, земное подобие Божьего Небесного Величия, испытывающая особое влияние свыше, связанная с предками. Для республиканца все это слишком сложно, власть для него система земных учреждений, дело рук человеческих, как правило сомнительных, а часто и обвиняемых во всевозможных преступлениях республиканской логикой.
Для монархического чувства власть глубоко связана с патриархальностью, семейственностью и даже патримониальностью, то есть когда властью является «хозяином», «собственником» государства. Государство осмысливается как семья, в которой властитель является «отцом нации». И эти понятия в свою очередь» переносятся и в семейные отношения.
«Пока люди будут жить семьями, — утверждал Иван Ильин, — и притом единобрачными (моногамия!) и особенно едино-отеческими (моноандрия!), до тех пор в человеческой душе будут вновь и вновь оживать от самой природы вложенные в нее монархические тяготения».
Для большинства современных граждан России семейные ценности остаются органическими, примерно 78% из них считают обязательным брак, причем официально оформленный (ВЦИОМ «Не хочу учиться, хочу жениться, или о возрасте вступления в брак»).
Эта цифра, разделяющих семейные ценности, не плохо параллелится с цифрами набранными Путиным (почти 77%), которого некоторые не без основательно называют «отцом нации», «хозяином» государства. Люди семейные голосуют за патриархальное доверие власти, остальные же высказывают типично республиканское принципиальное недоверие.
Идея ранга, или идея равенства? Люди разнокачественны или равноценны
В этом пункте мы, пожалуй, сталкиваемся с самыми сложными, требующими определенной осмысленной убежденности, понятиями. Здесь мы, как общество более всего потеряли со времен Монархии.
Дело в том, что большевики кроме национального геноцида, провели в нашем обществе ещё и классовый стратоцид, то есть сознательно уничтожали верхние слои (страты) русского общества. Стремление к декларируемому на словах равенству, в коммунистической практике привело к кровавой зачистке всей русской элиты, сформированной многовековым историческим отбором, на основе службы Государю, Родине и нации.
Эта идея службы, идея отбора лучших для этой службы и называется Иваном Ильиным идеей ранга. «Ранг есть прежде всего вопрос качества, — пишет Иван Ильин, — и притом подлинного качества; признание ранга есть потребность искать и находить качественное преимущество, придавать ему полное значение, уступать ему жизненную дорогу и осуществлять это не только в повседневной, но и в государственной жизни».
Республиканское сознание, особенно радикально левые его направления культивируют идею равенства, как идею равноценности всех людей, то есть их одинаковость.
Это примерно такая же странная позиция, как утверждать, что справедливость сводиться только к тому, чтобы у каждого в кармане было одинаково равное количество рублей.
Люди по своей природе не рождаются равноценными по своим талантам, одинаковыми по духовным и волевым качествам. При этом человек ко всему прочему ещё и не имеет возможности выбирать ни страну, ни социальную группу, ни семью, ни религиозно-культурный мир, в котором он появляется на свет. Всё органическое бесконечное разнообразие его внутреннего мира (его задатков) и не менее сложное многообразие внешнего мира, в который он попадает не по своей воле, все это никак не может создавать инкубаторские, искусственные состояния равенства и равноценности.
И это не значит, что такое положение дел создает закрытые «касты» с отсутствием социальных лифтов, без какого бы то ни было «доступа» к высшим слоям общества. В основном это является лишь республиканской пропагандой. История говорит об обратном, Монархи наиболее развитые и склонные к активной созидательной деятельности, организуют наилучшие системы выявления наиболее одаренных, талантливых людей и приобщают к государственной деятельности, возводя их из низших слоев общества в высшие государственные ранги.
Как утверждал Иван Ильин: «уже Апостол Павел предупреждал верующих против эгалитаризма: «звезда от звезды разнится в славе» (1 Кор 15:39-44): именно «равенство» людей перед лицом Божиим обнаруживает их неравенство в деле подлинного христианского качества. Возможно, что влияние христианства укрепило бы эгалитарное тяготение массы, если бы Апостолы и отцы Церкви не выдвинули новое учение о новом неравенстве и не установили необходимости земного ранга, а также учения о нарочитой призванности и помазанности царей».
Монархическое восприятие склонно культивировать идею ранга, иерархии предметно обосновывая привилегии в зависимости от тех обязанностей, которые следуют из положения того или иного человека в обществе, увязывая его права с теми обязанностями которыми он «повинен» Государю и стране
«Справедливо, — говорит Иван Ильин, — чтобы люди, совершившие однородные преступления, одинаково привлекались к суду, чтобы люди с одинаковым доходом платили одинаковый подоходный налог. И в то же время справедливо, чтобы беременные женщины имели известные привилегии; чтобы преступники и душевнобольные были лишены права голоса; чтобы государственные должности давались талантливым, умным и честным людям и т. д. Привилегии должны быть предметно обоснованы».
В этом пункте надо констатировать, что именно его туманность для большинства наших граждан и порождает большинство наших социальных болезней. Болезней, которые рождаются в республиках легче, чем монархиях, именно из-за формально демократического взгляда на формирование властных слоев. При демократии в политическом и финансовом высших классах немыслимо культивирования христианской честности, служебной чести, культивирования внимания к качеству, рангу, отбору лучших. При безрелигиозности республиканского мировосприятия эти понятия не имеют признанной метафизической укорененности в демократических обществах. Нет веры нет и культивирования требуемых ею качеств человека.
Доверяем ли мы власти или считаем такое доверие опасным? Любовь или недоверие
В этом пункте «царистская» сущность граждан России выглядит наиболее выпукло.
Для республиканского менталитета «доверие к главе государства», доверие к власти, властным институтам является не только неуместной, противоестественной, но даже и опасной вещью. Республиканец принципиально с подозрением относиться ко власти и обставляет её всевозможными законодательными и учрежденческими противовесами. Все эти идеи «разделения властей», всевозможные «политические противовесы» всё это находится в арсенале республиканского недоверия к власти. Недаром идеально республиканским государством считается Швейцария, федерация, которая продолжает называться конфедерацией, где нет де-юре ни столицы государства, ни самого главы государства. А управление осуществляет Федеральный Совет из 7 советников, двое из которых поочередно исполняют обязанности президента и вице-президента Швейцарской конфедерации. При этом «президент» является лишь «первым среди равных» из этих 7 советников и имеет лишь представительские функции.
В этой «идеально» республиканской системе ставить вопрос о доверии к власти просто бессмысленно, так как её как бы нет. Её даже не с кем персонифицировать, там одни учреждения, советы, законы, гарантии, ограничения, договоры. Люди во власти находятся лишь формально, по стольку, поскольку без людей вовсе обходиться, ещё не научились.
Республиканское сознание само повиновение власти считает «унизительным» и хочет максимально его микшировать, свести на нет. Республика строиться на принципиальном недоверии к власти.
Есть ли что либо похожее в нашем русском менталитете? Мне кажется, что русская история не смогла бы длиться на протяжении вот уже второго тысячелетия на евразийском пространстве, если бы не колоссальное доверие русских людей к своим Государям. Та русская готовность к самопожертвованию, которая многократно засвидетельствована в русской истории и национальный талант «подчинения» или по-другому говоря «дисциплины», просто не могли бы сформироваться в русском народе, если бы в нем не было бы глубокого доверия к своим державным вождям.
По сути Монархия, и в особенности Русская Монархия, всегда держалась любовью подданных к Своему Государю
«Иметь Государя, — как писал Иван Ильин, — возможно любовью, сердцем, чувством. Кто любит своего Государя, тот имеет его действительно, по-настоящему; и тем строит свое государство… Монархическая верность есть такое состояние души и такой образ действия, при котором человек соединяет свою волю с волею своего Государя, его достоинство со своим достоинством, его судьбу со своей судьбою. Верность монархиста есть прямое последствие его доверия к монарху и прямое проявление его любви к Государю».
В современной России деятельность института президента поддерживают 83-84% населения (ВЦИОМ «Рейтинги доверия политикам, одобрения работы государственных институтов, рейтинги партий»)
Мы центростремительны или центробежны?
Наше современное неприятие разделения Большой России в 1991 году, идеи Русского мира, идеи собирания русских земель характеризуют большинство наших граждан как людей с центростремительной государственной ориентацией.
По опросу ВЦИОМа 63% респондентов считают что «Русский мир» существует, а 66% считают что в «Русский мир» входят все территории, на которых живут русские, в том числе и за границами России (ВЦИОМ «Русский мир» и как его понимать? 2014). Вне России большинство опрошенных назвало следующие территории, входящие в понятие «Русский мир»: Донбасс, Приднестровье, русские общины в Германии, Великобритании, Франции, США, Израиле, Отдельно были названы территории Северного Казахстана, Абхазии и Южной Осетии.
Чувство, понимание, осмысление, разумение, мировосприятие, воспринимание, восприятие, менталитет, внутренняя сущность, суть.
Центростремительность монархизма в данном случае характеризуется лояльностью и ответственностью перед главою государства, в умении ценить дисциплину и субординацию. Республиканцы готовы, как показала русская историю рисковать самим государством ради достижения своих партийных целей. И в 1917 и в 1991 годах они ради власти раскалывали наше государство. Республиканское стремление вмешиваться в государственные дела, часто гипертрофированное ложное самоощущение важности своих инициатив, нередко приводило в нашей истории к безответственным республиканским решениям, подрывавшим основы государственности.
Государство-корпорация или государство-учреждение?
Как писал Иван Ильин: «государство в своем здоровом осуществлении всегда совмещает в себе черты учреждения с чертами корпорации: оно строится и сверху, и снизу, и по принципу властной опеки, и по принципу выборного самоуправления. Ибо есть такие государственные дела, в которых необходимо властное распоряжение; и есть такие дела, в которых уместно и полезно самоуправление».
Монархическая идея культивирует в истории «государство-учреждение», строившегося через законы и указы Верховной власти. Для республиканского сознания характерна идея «государства-корпорации», формирующего свою жизненную парадигму через договоры и голосования. Излишняя свобода в республиканском государстве сразу же порождает коррупцию, анархию и произвол.
Сама история создала определенные предпосылки для определения органичного сочетания идей учреждения и корпорации при строительстве русского государства.
Громадные размеры территории, малая плотность населения, заглавные мировые роли на международной арене, разнородный национальный состав страны всё это предпосылки для совершенствования государственности в форме учреждения, администрирования.
И для всего этого сложнейшего историко-культурного и административно-территориального организма под названием Российская Федерация логично было бы культивировать монархическое правосознание. Правосознание, которое как показано в этой статье и в демократических одеждах носит глубокие психологические монархические установки.
Михаил Смолин
