Автор:
к.и.н., писатель, член Совета Общества «Двуглавый Орёл» Петр Мультатули.
Не вызывает сомнений, что в результате последних исследований, вопрос о тождественности Екатеринбургских останков мощам святых Царственных Мучеников зашел в тупик. В связи с этим, определенные силы начали новый виток мифологизации обстоятельств убийства Царской Семьи. Парадоксально, но главными застрельщиками этой мифологизации стали два человека, которые сыграли немалую роль в опровержении версии «Поросенкова лога». Мы имеем ввиду врача-стоматолога Э. Агаджаняна и историка А. Оболенского. Проведенная ими, совместно с историком и давним исследователем «Царской темы» Л. Болотиным, историко-стоматологическая экспертиза черепов № 4 и № 7 (т.е. якобы Государя и Государыни) поставила перед следствием и экспертами целый ряд вопросов, на который до сих пор не получены вразумительные ответы. Тогда не вызывало сомнений, что оба эксперта придерживаются выводов белого следствия Н.А. Соколова.
Поэтому, когда, начиная с 2019 г., Э. Агаджанян и А. Оболенский повели настоящую атаку на следователя по важнейшим делам Н.А. Соколова, обвиняя его не просто в непрофессионализме, но и в сознательной фальсификации следствия, меня, да и не только меня, взяла оторопь. Сначала была надежда, что эти выступления носят случайный характер. Но после статьи Э. Агаджаняна про вставную челюсть доктора Е.С. Боткина и выступления А. Оболенского в Екатеринбурге по поводу собак Царской Семьи, стало ясно, что их позиция не случайна и преследует конкретные цели. Это предположение подтвердилось опубликованной 20 мая сего года на сайте «Русской народной линии» статьей А. Оболенского «Борьба тупоконечников с остроконечниками. О спорах вокруг «екатеринбургских останках». В этой статье г-н Оболенский «любезно» выводит под образами «тупоконечников» и «остроконечников» сторонников и противников выводов Н.А. Соколова и версии сокрытия тел на Коптяковской дороге. При этом А. Оболенский обвиняет тех и других в том, что они «видят в своих аргументах некую непогрешимую истину, эдакую жену Цезаря или священную корову древних индусов». Оставим на совести А. Оболенского эти литературные перлы. Заметим только, что ни «тупоконечники», ни «остроконечники», при всем их несогласии с выводами друг друга, никогда не сомневались в профессиональной компетентности следователя Н.А. Соколова, тем более в его профессиональной честности. Между тем, главный вывод статьи А. Оболенского заключается в следующем: «следователь Н.А. Соколов совершенно сознательно закрывал глаза и не включал в состав следственного дела материалы и документы, противоречащие избранной им версии». Считая этот вывод прямой и сознательной клеветой на следователя Н.А. Соколова, нам придётся подробно разобрать статью А. Оболенского.
Как мы уже упоминали выше, критическое отношение к следствию Н.А. Соколова ярко проявилось у А. Оболенского в его докладе на VII Всероссийской научно-богословской конференции, имевшей место в Екатеринбурге 8–10 февраля 2019 г[1]. Там, г-н Оболенский выступил с докладом «О необходимости сравнительного анализа исторических источников следственного дела Н.А. Соколова с мемуаристикой советского периода». Этот доклад почти полностью лег в основание статьи А. Оболенского на РНЛ. «Чем глубже и обстоятельнее, — пишет А. Оболенский, — я знакомился с подлинными архивными материалами этого дела, тем больше и больше возникало у меня вопросов, как к объективности самого следствия, так и к мотивации руководителя следователя Соколова, по какой-то причине закрывавшего глаза на явные противоречия в полученных доказательствах и показаниях». Оболенский предупреждает читателя, что «формат этого очерка не позволяет детально рассмотреть все «накладки» следственного дела Соколова», и поэтому он останавливается на наиболее очевидных. Однако вместо того, чтобы сразу обозначить эти «очевидные накладки», автор пускается в рассуждения о юридическом статусе расследования Н.А. Соколова, его влиянии ил не влиянии на «вопрос о легитимности власти в России и о престолонаследии», подводит нас к мысли, что Вдовствующая Императрица Мария Феодоровна и Великий Князь Николай Николаевич не верили в убийство Царской Семьи, не молились об их упокоении, так как сомневались в добросовестности Н.А. Соколова и так далее. Так как эти вопросы напрямую не касаются темы статьи, мы их разбирать сейчас не будем, отметим только, что Великий Князь Николай Николаевич, которому Н.А. Соколов при помощи генерала М. Жанена пытался передать костные останки, отрезанный палец, пепел, землю с сальными массами и иные вещдоки, найденные в районе Ганиной Ямы, отказался даже принять Н.А. Соколова, велев, через состоявшего при нем барона Стааля, передать все материалы председателю Совещания русских послов за границей М.Н. Гирсу – одному из руководителей русских масонских лож в эмиграции[2]. Н.А. Соколов писал в частном письме: «Великий Князь Н.Н. не принял ни меня, ни Жанена. Жанену было указано, что он должен передать все Гирсу… Гирс посол в Риме, друг Львова и Ко, т.е. тех людей, которые по заранее существовавшему плану, учинили арест Государя, обусловив тем самым Его убийство». Когда Великий Князь Кирилл Владимирович обратился к М.Н. Гирсу с просьбой передать останки Царской Семьи для помещения их в гробницу, «достойную благоговения русских людей», тот категорически и отказался это сделать, так же, как и комментировать свой отказ, заявив, что даже «если бы даже все мои соотечественники требовали от меня ответа, я бы не мог и не захотел сказать им больше». Таким образом, Великий Князь Николай Николаевич и связанные с ним лица во главе с Гирсом, сделали все, чтобы всячески скомпрометировать Н.А. Соколова и скрыть или даже уничтожить собранные им улики.
После длинного вступления А. Оболенский начинает наконец-то приводить «доказательства» недобросовестности следователя Н.А. Соколова, и прежде всего касается обстоятельств нахождения в Открытой шахте трупика собачки Великой Княжны Анастасии Николаевны по кличке «Джимми» и отрезанного человеческого пальца руки. Труп собаки был найден следствием 25 июня 1919 г. при осмотре малого колодца Открытой шахты, о чем Н.А. Соколов составил в присутствии понятых соответствующий протокол[3]. Сразу же после обнаружения трупа, его сфотографировали, а затем предъявили для опознания лицам, сопровождавшими Царскую Семью в ссылку: преподавателю английского языка Цесаревича С.И. Гиббсу, камер-юнгфере Императрицы М.Г. Тутельберг, комнатной девушке Великих Княжон Е.Н. Эрсберг и няне Царских Детей А.А. Теглевой. Все они однозначно опознали в найденном трупе собачку Великой Княжны Анастасии Николаевны — Джимми (Джемми). С.И. Гиббс: «У Анастасии Николаевны была маленькая собачка какой-то японской породы. Это была маленькая собачка с длинной шерстью. <…> Кличка ее была «Джемми». Таких собачек, очень маленьких, часто носят на руках. Принадлежала она Анастасии Николаевне, любили эту собачку все они, а в особенности Императрица. Я сегодня видел собачку у шахты. Я утверждаю, что эта собачка, которую я видел у шахты, и есть Джемми. Я обратил внимание и на ее шерсть, и на форму глазных впадин, и на зубы. Это безусловно она»[4]; М.Г. Тутельберг: «Я видела труп собаки, который Вы мне показывали. Я категорически утверждаю, что это есть труп собачки Джемми, принадлежавшей Анастасии Николаевне»; Е.Н. Эрсберг: «Я видела собачку, которую Вы мне предъявляли. Это безусловно Джемми Анастасии Николаевны. Она ее носила на руках»[5]; няня Царских Детей А.А. Теглева, также опознала собаку[6]. Н.А. Соколов в своем докладе Вдовствующей Императрице Марии Феодоровне объяснял хорошую сохранность трупа несмотря на продолжительное время, «низкой температурой в шахте». Казалось бы, все ясно и логично. Но А. Оболенский утверждает, что «документы объективно свидетельствуют, что Соколовым был обнаружен труп собаки «самки» «ниппонской породы», которую Соколов называет «Джеми». Однако доподлинно известно, что Анастасии Николаевне принадлежал подаренный ей фрейлиной Вырубовой кобель породы кинг-чарльз спаниель по кличке Джим». Вообще, понятие «доподлинно известно» не является инструментарием профессионального историка. Кому известно? Откуда известно? Чем подтверждается эта «доподлинность»? Давайте, разберем. А.А. Вырубова в своих воспоминаниях пишет: «У Татьяны Николаевны был маленький буль „Ортипо“ и „Джими“ — кингчарлс, которого я ей подарила и которого нашли убитым в екатеринбургском доме, где были заключены Их Величества».
Во-первых, в этой цитате по крайней мере две важные ошибки: собачку Вырубова подарила не Татьяне Николаевне, а Анастасии Николаевне, а трупик Джимми обнаружили не в Ипатьевском доме, а в Открытой шахте. Во-вторых, Вырубова нигде не упоминает слова «кобель» в отношении Джимми. Это «доподлинно известно» только А. Оболенскому. Вырубова называет кличку собаки «Джимми», хотя и в мужском роде. Великая Княжна Анастасия Николаевна в письме А.А. Вырубовой от 10 декабря 1917 года называла собачку в женском роде: «Собачка («Джимми»), которую Ты подарила, всегда с нами и очень мила»[7]. Вообще вопрос половой принадлежности собаки очень волнует А. Оболенского и он делает вывод: «Представить, что Анастасия не представляла, какого пола ее собака, невозможно!». Я бы сказал, что невозможно себе представить, чтобы юная девушка начла ХХ века придавала этому вопросу такое первостепенное значение. Тем более, уж извините за подробности, у такой крохотной собачки. А. Оболенский подтрунивает над исследователем Ю.А. Жуком: «Привлеченный в наши дни Патриаршей комиссией и СК РФ в качестве эксперта Ю.А. Жук, так описывает состав царского зверинца: «Вместе с Царской Семьей в ДОН жили 4 собаки: японский хин Государыни Императрицы по кличке Швыбзик, спаниель Джой Наследника Цесаревича, французский бульдог Ортино Великой Княжны Татьяны Николаевны и очень маленькая собачонка по кличке Джемми, принадлежавшая Великой Княжне Анастасии Николаевне». Анекдотичность этого пассажа заключается не столько в несчастной никогда не существовавшей «Джемми», сколько в том, что официальный эксперт-историк, видимо, даже и не догадывался о том, что Швыбзик – не кличка мифического японского хина, а домашнее прозвище Анастасии Николаевны, которым ее называли в семейном кругу родители».
Зря А. Оболенский поспешил злорадно подтрунивать над Ю. Жуком. Тот ошибся только в существовании «Швыбзика» в Ипатьевском доме и в его породе. А. Оболенский же заносчиво перепутал все на свете, и уж если и говорить об «анекдотичности пассажа», то это относится прежде всего к нему самому. Во-первых, собака по кличке «Швыбзик» у Великой Княжны Анастасии Николаевны была. Скорее всего, такую кличку она получила в «честь» своей хозяйки. 11 апреля 1915 г. Великая Княжна Анастасия Николаевна писала Государю: «Сейчас идет большая возня. Ортипо носится по комнате, а маленький Швыбзик пищит»[8]. 12 апреля: «Мы только что кончили обедать, и Швыбзик возится с Ортипо ужасно»[9]. Великая Княжна Мария Николаевна сообщала Государю 15 апреля 1915 г.: «Мамà посылает Анастсию спать, а она в отчаянии не может найти Швыбзика, который пропал без вести, все кричат и зовут, но он не идет, мерзавец. Его, наконец, нашли через 10 минут, мы все его искали под диванами. Наконец, Мамà решила залаять, и Швыбзик ответил тоже лаем, и оказалось, что он сидит у Мамà под кушеткой, и его общими усилиями вытащили»[10]. 14 июня 1915 г. Великая Княжна Анастасия Николаевна жаловалась Государю: «А все-таки скучно без душки «Швыбзика»[11]. Не известно, что стало с «Швыбзиком», но ни в Тобольск, ни в Екатеринбург он не поехал.
Во-вторых, также «доподлинно известно», что собачка японской породы по клички Джимми у Великой Княжны Анастасии Николаевны была. Имеется даже фотография Великой Княжны с этой собачкой, на которой отчетливо виден высунутый язык и округленные глаза, что характерно для породы Японский хин. Императрица Александра Феодоровна в письме А.В. Сыробоярскому сообщала, что у Анастасии есть «маленькая японская собачка», которая почти всегда у «меня на коленях»[12]. В письме к А.А. Вырубовой от 8 декабря 1917 г. Государыня сообщала из Тобольска: «Я утром в постели пишу, и “Jimmy” спит у меня прямо носом и мешает спать»[13]. В другом письме к А.А. Вырубовой 23 января 1918 г. Императрица сообщает: «“Jimmy” лежит у меня коленях и греет меня».
А. Оболенский настойчиво пытаясь доказать, что никакой Джимми не было, утверждает, что на самом деле это был кобель Джим. Доказывая это, А. Оболенский цитирует дневники Великих Княжон, но почему-то не по первоисточнику, а по книге английской писательницы и актрисы Хелен Раппопорт[14]. Именно из этой книги А. Оболенский приводит следующую цитату из письма Великой Княжны Анастасии Николаевны от 24 апреля (7 мая) 1918 г., адресованное Великой Княжне Марии Николаевне: «Мой „Джим“ простужен и кашляет, поэтому сидит дома, шлет поклоны <...>. Джим здоров и счастлив». В подлиннике эта строчка звучит так: «Мой «Джимми» проснулся и кашляет, поэтому сидит дома, шлем поклоны»[15]. То есть, все-таки не «Джим», а «Джимми», и не он (она) шлет поклоны, а оставшиеся в Тобольске члены Царской Семьи. В цитируемом письме нет фразы «Джим здоров и счастлив». Оно взято из письма Великой Княжны Анастасии Николаевны Е.Э. Збровской от 26 марта 1917 г. В подлиннике это фраза звучит так: «Джими» здоров и весел». В любом случае, делать на основании этого письма Великой Княжны Анастасии Николаевны вывод о половой принадлежности собаки Джимми, как это делает А. Оболенский, очень самонадеянно.
Таким образом, можем считать установленным, что у Великой Княжны Анастасии Николаевны были по крайней мере две маленькие собаки: Швыбзик и Джимми (Джемми, Джим), подаренной ей А.А. Вырубовой. Последняя, по всей видимости, относилась к японским пародам комнатных собачек Японский хин. Найденный в Открытой шахте труп собаки был опознан свидетелями, чьи показания не вызывают никакого недоверия. Спрашивается, в чем здесь недобросовестность Н.А. Соколова? На основании чего, А. Оболенский делает вывод о том, что «находка трупа собаки на шахтах в районе Ганиной Ямы летом 1919 г. не имеет никакого отношения к событиям в доме Ипатьева в июле 1918 г.»? Очевидно, что этот вывод полностью беспочвенен и несостоятелен.
Не менее несостоятельны обвинения А. Оболенского и в отношении выводов Н.А. Соколова по отчленённому человеческому пальцу, найденному во все той же Открытой шахте. А. Оболенский пишет: «Предшественник Соколова следователь Сергеев, со слов лакея Чемодурова и доктора Деревенко, предположил, что палец мог принадлежать Е.С. Боткину. Но следователю Соколову и его куратору генералу Дитерихсу нужны были (что вполне логично!) доказательства убийства именно Царской семьи. Поэтому фрагмент пальца отправляется на новую экспертизу», результат которой, по мнению Оболенского, был якобы сфальсифицирован в интересах Н.А. Соколова. Человеческий палец был найден в конце августа 1918 г. группой под руководством штабс-капитана А.А. Шереметевского при осмотре ими Открытой шахты №7 вместе с вставной челюстью и другими вещественными доказательствами. 30 декабря 1918 г. наблюдавший за производством дознания по делу об убийстве Императора Николая II товарищ прокурора окружного суда Н.Н. Магницкий письменно доложил прокурору Екатеринбургского окружного суда, в частности, о находке в районе Открытой шахты человеческого пальца, сообщив, что по мнению «придворного врача Деревеньки (правильно Деревенко—авт.) палец и челюсть принадлежали доктору Боткину, жившим с Царской Семьей»[16]. Только 8 февраля 1919 г. Сергеев допросил А.А. Шерметевского и узнал о нахождении при исследовании им дна Открытой шахты человеческого пальца и других предметов[17]. 20 августа 1918 г. следователь И.А. Сергеев получил от прокурора Екатеринбургского окружного суда, среди прочих вещественных доказательств, найденный в Открытой шахте человеческий палец[18]. 15 января 1919 г. товарищ прокурора Екатеринбургского окружного суда Н.Н. Магницкий, будучи допрошенным в качестве свидетеля следователем И.А. Сергеевым, подтвердил свой доклад прокурору и мнение Деревенко о принадлежности найденного пальца доктору Е.С. Боткину[19]. То есть, найденный палец И.А. Сергеева заинтересовал мало.
Интерес к отрезанному пальцу по-настоящему проявил только Н.А. Соколов, который 10 января 1919 г. произвел его осмотр в присутствии генерала М.К. Дитерихса и двух понятых как это полагалось по действующему уголовно-процессуальному законодательству. Следует отметить, что осмотр пальца следователем Н.А. Соколовым был именно протоколом осмотра специалистом (врачом-экспертом Г.И. Егоровым), а не экспертизой[20]. Н.А. Соколов называет его иногда «врачебной экспертизой»[21]. Совершенно не понятно, что не понравилось А. Оболенскому в этом осмотре? То, что Егоров высказал предположение, что это палец женский? Но почему, А. Оболенский так упорно не доверяет выводу, процессуально закрепленному, врача-эксперта, и столь же упорно доверяет более чем сомнительному и не ничем не подтверждённому предположению доктора В.Н. Деревенко о принадлежности пальца Е.С. Боткину? Не потому ли, что А. Оболенский с очевидным заданным упорством последовательно делает все от него зависящее чтобы скомпрометировать следователя Н.А. Соколова? Тем более, что выводы врача-эксперта были подкреплены показаниями Е.Н. Эресберг, которая, будучи допрошенной Н.А. Соколовым в качестве свидетельницы 6 июля 1919 г., после предъявления ей отрезанного пальца, найденного в Открытой шахте, показала: «Палец напоминает мне палец Государыни и Ольги Николаевны»[22]. Почему же показания Эресберг А. Оболенским даже не упоминаются? Или г-н Оболенский думает, что «коварный» Соколов заставил и Эресберг фальсифицировать свои показания?
Не менее лукавы обвинения Н.А. Соколова в том, что он де не провел больше никакой криминалистической экспертизы пальца. Как будто А. Оболенский не знает, что следователь Н.А. Соколов был загружен выше всякой меры следственной работой, а затем ему пришлось срочно покидать Россию и спасать от большевиков материалы следственного дела и вещественные доказательства. За границей он продолжил расследование, и, наверняка, мог бы провести и экспертизу пальца, но все главные вещественные доказательства пропали благодаря «глубоко религиозному», по утверждению А. Оболенского Великому Князю Николаю Николаевичу и масону М. Гирсу. Что же касается определения Н.А. Соколовым в докладе Вдовствующей Императрице Марии Феодоровне акта осмотра врачом-экспертом «научной экспертизой», то совершенно ясно, что это было сделано для упрощения понимания текста пожилой Государыней.
Не будем касаться в этой статье очередных домыслов Э. Агаджаняна и А. Оболенского по поводу найденной в Открытой шахте вставной челюсти, о чем мы подробно уже писали[23]. Но чем дальше «в лес», тем больше «претензий» А. Оболенского к следователю Н.А. Соколову: «Много вопросов, — пишет Оболенский, — есть и к показаниям ключевого свидетеля белогвардейского следствия – П.С. Медведева-Бобылева. Странной представляется и история его появления, и отсутствие следственных действий по установлению его личности, и загадочная смерть (впрочем, не его одного, а всех без исключения свидетелей!)». Вопросы, конечно, по П.С. Медведеву имеются, но никак не в качестве претензии к Н.А. Соколову. Но сначала нужно объяснить читателю почему вдруг начальник внешней охраны Дома особого назначения Павел Медведев превратился у А. Оболенского в Медведева-Бобылёва. Сам г-н Оболенский не считает нужным этого делать. 12 февраля 1919 г. П. Медведев был допрошен в первый раз сотрудником Екатеринбургского уголовного розыска С.И. Алексеевым в Перми. После убийства Царской Семьи, Медведев ушел вместе с красными, но был ими оставлен в Перми, где он должен был взорвать мост через Каму при подходе антибольшевистских войск. 24 декабря накануне оставления Перми большевиками ему пришел письменный приказ взорвать мост и пакет с взрывчаткой. По словам самого П. Медведева приказ и пакет были адресованы не на его имя, «а какому-то Бобылеву»[24]. Сделано это было с целью конспирации, как объяснили Медведеву сами большевики. Вот собственно и все. Из этого факта, А. Оболенский без всяких на то причин создает П. Медведеву двойную фамилию и ставит Н.А. Соколову в упрек «отсутствие следственных действий по установлению личности» Медведева, и за путаницу в его показаниях. Более того, А. Оболенский ясно намекает, что Соколов несет ответственность и за загадочную смерть Медведева, «(впрочем, не его одного, а всех без исключения свидетелей!)». Начнем с того, что личность Павла Спиридоновича Медведева была установлена следователем И.А. Сергеевым, который и привлёк его в качестве обвиняемого по уголовному делу 21 февраля 1919 г[25]. Кстати, именно И.А. Сергеев, а не Н.А. Соколов, первым постановил, что «по собранным следствием данным надлежит признать», что вся Царская Семья была убита «одновременно, в одном помещении, многократными выстрелами из револьверов» в Ипатьевском доме[26]. Вероятность того, что под именем П. Медведева скрывался другой человек ничтожна мала: у следствия уже была фотография П. Медведева, в Екатеринбурге жила его жена М.Д. Медведева, допрошенная И.А. Сергеевым в ноябре 1918 г., а также многие его подельники по отряду особого назначения. В этих условиях выдавать себя за П. Медведева третьему лицу было бесполезно: его тут же бы разоблачили. Другое дело, и здесь можно было бы согласиться с А. Оболенским, что из допросов П. Медведева остается ощущение недосказанности, противоречий, умалчивания, расхождений с показаниями других обвиняемых по уголовному делу. Они могли быть устранены с помощью очных ставок и дополнительных допросов, которые проведены не были. Однако опять-таки в этом нет недоработки и вины Н.А. Соколова, который официально возглавил следствие 7 февраля 1919 г., а непосредственно приступил к полноценному расследованию не ранее начала марта 1919 г. Постановление суда о передаче дела Н.А. Соколову последовало только 24 февраля 1919 г. И.А. Сергеев отстраненный от следствия 7 февраля 1919 г. фактически продолжал расследование. Так, привлечение П.С. Медведева в качестве обвиняемого и его допрос И.А. Сергеев провел 21-22 февраля 1919 г. Начав расследование, Н.А. Соколов хотел передопросить П.С. Медведева, но тот умер в Екатеринбургской тюрьме 12 (25) марта 1919 г.[27]. Если учесть, что арестованный П. Медведев числился за следователем И.А. Сергеевым с 22 февраля 1919 г.[28], то у Н.А. Соколова было меньше месяца для того, чтобы провести повторный допрос обвиняемого. Вхождение в материалы нового следствия, тем более по такому делу, всегда является трудной задачей для следователя. Не менее сложными являются подготовка и проведение допроса обвиняемого, тем более повторного. Так, что никакой медлительности в действиях Н.А. Соколова нет и в помине, наоборот, в тех условиях, он, скорее торопился. Теперь, по поводу приведенной А. Оболенским цитаты, сохранившейся «в записках французского коменданта Жозефа Ласье «Сибирская трагедия» реплика самого Н.А. Соколова, вырвавшаяся в разговоре с Ласье, произошедшем немедленно после получения известия о смерти Медведева: «Alas, the witness died of typhus without giving anything away…». Во-первых, непонятно, почему слова Ласье цитируются на английском языке, хотя книга написана по-французски и эта фраза приводится тоже по-французски[29]. Скорее всего, А. Оболенский пользовался переводом книги на английский язык, но тогда и надо цитировать то издание. Во-вторых, Жозеф Ласье был не комендантом, а членом французской военной миссии при Верховном правителе России. В-третьих, книга Ж. Ласье, наполненная различного рода сплетнями, догадками и домыслами по поводу происшедшего в Екатеринбурге злодеяния, навряд ли может служить серьезным достоверным источником.
Что касается приведенной А. Оболенским цитаты, то следует указать, что имя Н.А. Соколова в ней не упоминается вообще. Речь идет о лице, который упоминается в качестве « magistrat instructeur » (в переводе «должностное лицо» или «лицо, ведущее следствие», но скорее, не в качестве следователя, а в качестве надзирающего органа) и « procureur » (в данном случае, скорее, «следователь-криминалист»)[30]. Скорее всего, речь идет о прокуроре Екатеринбургского Окружного суда В.Ф. Иорданском, который контролировал ход следствия. В начале это лицо пишет по просьбе Ласье доклад по поводу убийства Царской Семьи, в котором сообщает, что арестован важный свидетель, который, наконец-то, сможет все рассказать, как про обстоятельства убийства, так и указать на место где скрыты трупы убитых. Далее, Ласье приводит свой вопрос «прокурору», в котором интересуется, рассказал ли, что интересного тот свидетель? На что, получает ответ «прокурора»: «Увы, — с унынием мне ответило должностное лицо, — свидетель умер от тифа, так ничего и не сообщив»[31]. Почему, А. Оболенский так безапелляционно решил, что этим «должностным лицом» является Н.А. Соколов и что разговор с ним «произошел немедленно после получения известия о смерти Медведева» — абсолютно непонятно.
Что касается «загадочной смерти всех без исключения свидетелей», о которой пишет А. Оболенский, то речь, скорее всего, идет об обвиняемых. Напомним, обвинение в убийстве Царской Семьи было предъявлено следующим лицам: П.С. Медведеву, бывшему начальнику караула Дома особого назначения, А.А. Якимову, бывшему разводящему ДОНа, Ф.П. Проскурякову, бывшему караульному ДОНа.
А. Якимов был привлечён в качестве обвиняемого и допрошен Н.А. Соколовым 7 мая 1919 г.[32], затем содержался в Екатеринбургской тюрьме, а затем, из-за отступления белых войск, переводился из одной тюрьмы в другую. 4 октября 1919 г., находясь в Иркутской губернской тюрьме А. Якимов умер от чахотки[33]. Ф. Проскуряков был привлечен в качестве обвиняемого и допрошен следователем Н.А. Соколовым 3 апреля 1919 г., содержался в Екатеринбургской городской тюрьме, затем из-за отступления армии Колчака переводился в тюрьмы Омска и Читы, откуда был отпущен в октябре 1920 г. распоряжением товарища прокурора Читинского окружного суда. Во время сталинских репрессий Проскуряков сгинул в Гулаге.
Таким образом, из трех обвиняемых во время следствия умерло двое, причем только смерть П. Медведева действительно является подозрительной, так как, она наступила вскоре после решения Н.А. Соколова его передопросить. Но подозрительность эта однозначно должна трактоваться в пользу следователя, и если она носила насильственный характер, то убийцы преследовали только одну цель: не дать Н.А. Соколову узнать какие-то важные обстоятельства по расследуемому делу.
Ну и, наконец, последняя «претензия» г-на Оболенского к Н.А. Соколову, а именно «шифрованной телеграмма Белобородова в Москву от 17 июля 1918 года». Н.А. Соколов в своей книге пишет, что эта телеграмма отняла у него много времени и хлопот, так как никто в России не мог найти шифра для ее прочтения, тем более в связи дефицита шифровальщиков в суровых условиях отступления армии адмирала Колчака[34]. Расшифровать эту телеграмму следователю удалось только заграницей, 15 сентября 1920 г. с помощью талантливого русского шифровальщика, чье имя Н.А. Соколов не называет. Текст телеграммы сегодня уже всемирно известен: «Секретарю Совнаркома Горбунову с обратной проверкой. Передайте Свердлову, что все семейство постигла та же участь, что и главу. Официально семья погибнет при евакуации. А. Белобородов»[35].
По поводу этой телеграммы А. Оболенский пишет: «Э. Саммерс и Т. Майнгольд в начале 1970-х гг. подвергли оригинал этой телеграммы ряду экспертиз, в том числе с привлечением ведущих графологов и специалистов по шифрованию. Их выводы сводились к тому, что шифр телеграммы был весьма распространённым и не представлял никакой трудности для белогвардейских дешифровщиков, а подпись Белобородова, с весьма высокой долей вероятности, подложная. В книге учёта исходящих телеграмм в Екатеринбурге эта телеграмма также не значилась, несмотря на исходящий номер, указанный на её бланке. Сам Соколов объяснял это повышенной секретностью депеши». Далее, А. Оболенский отмечает, что «западные исследователи (под ними он имеет ввиду Э. Саммерса и Т. Майнгольда—авт.) в 1970-е годы не знали, что в делах ВЦИКа и Совнаркома этой «соколовской» шифровки также нет, как нет и никаких документальных подтверждений её получения в Кремле».
Начнем с того, что ссылаться на Э. Саммерса и Т. Майнгольда как на «историческое исследование» для историка не солидно. Кто такие Э. Саммерс и Т. Майнгольд? Это два американских журналиста, написавших в 1976 г. нашумевшую беллетристику под названием «Досье на Царя»[36]. Не вдаваясь в подробную критику этого псевдоисторического труда, написанного исключительно с целью пиара, приведем здесь очень точное определение его доктором исторических наук Л.А. Лыковой: «Следует сказать и о нашумевшей книге Э. Саммерса и Р. Мэнгольда «Досье на царя». Авторы <…> открыли экземпляр дела Р.А. Вильтона, хранящийся в Гарвардском университете. Обнаружив в нем полностью игнорировавшиеся предыдущими авторами материалы расследования А.Ф. Кирсты в Перми, они, главным образом на их основе, выработали гипотезу о перевозе семьи Николая II в июле 1918 г. из Екатеринбурга в Пермь и о гибели ее лишь осенью 1918 г. Допускают они и возможность спасения отдельных членов семьи и относятся с доверием к миссис Андресон, провозгласившей себя великой княжной Анастасией Николаевной еще в 1920 г. Читатель, ознакомившись с опубликованными в книге Н.Г. Росса материалами, без особого труда сможет верно оценить значение документов «открытых» Э. Саммерсом и Р. Мэнгольдом, и гипотезы, положенной ими в основу книги, принесший им мировую известность»[37]. Что касается деятельности начальника управления Екатеринбургского уголовного розыска А.Ф. Кирсты, впоследствии заподозренного в тайном сотрудничестве с большевиками и отстранённом от дела, то он постоянно пытался внушить следствию, что Царскую Семью вывезли в Пермь[38]. Затем, тот же Кирста обнаружил «свидетелей», которые утверждали, что в сентябре 1918 г. видели избитую молодую женщину, назвавшуюся Великой Княжной Анастасией[39], и даже «опознавали» ее на фотографии Царской Семьи[40]. Все проверки показаний подобных «свидетелей», выявляли ложность, сознательную или нет, их сообщений. Однако эта ложь явилась основой для большого числа фальсификационных «исследований», в том числе и Э. Саммерса с Р. Мэнгольдом.
Теперь по поводу «легкости» расшифровки телеграммы. С каких пор, в этом вопросе нас должно интересовать мнение журналистов и каких-то неизвестных «графологов» (кстати, графология считается псевдонаукой) и игнорироваться мнение следователя по важнейшим делам? Кроме того, сегодня установлена фамилия человека расшифровавшего вышеназванную телеграмму. Им был опытный шифровальщик лейтенант А. Абаза, которому Н.А. Соколов направил зашифрованные телеграммы. 15 сентября 1920 г. Абаза писал Соколову: «Милостивый государь Николай Алексеевич. Все полученные мною от Вас телеграммы поддаются расшифрованию. Но из них только одна относится к интересующему Вас делу, а именно та самая, которую Вы таковой и считали, т. е. телеграмма от 17 июля. Все же остальные относятся к военным операциям и к Вашему делу отношения не имеют. При сем прилагаю текст расшифрованной телеграммы от 17 июля и самый способ расшифрования»[41]. Далее шла расшифровка телеграммы.
Совершенным домыслом А. Оболенского является утверждение, что, «что в делах ВЦИКа и Совнаркома этой «соколовской» шифровки также нет, как нет и никаких документальных подтверждений её получения в Кремле». На бланке телеграммы стоит четкие дата и время ее получения в Москве: 17 июля в 21 час. По этому поводу Л.А. Лыкова пишет: «Исследователи отмечали, что эта телеграмма — фальшивка. Сейчас появилась возможность изучить текст телеграммы, служебные отметки на телеграфном бланке, уточнить время ее отправки из Екатеринбурга и время ее получения в Москве. <…> Телеграмма была принята в Москве до начала заседания Президиума ВЦИК и СНК. Я.М. Свердлов знал о расстреле всех, когда ему предоставили слово для внеочередного сообщения»[42].
Утверждение А. Оболенского, «что в делах ВЦИКа и Совнаркома этой «соколовской» шифровки» несостоятельно, так как, во-первых, существуют Президентский архив и архив ФСБ, где теоретически она может быть, а во-вторых, такие сверхсекретные документы, да еще направленные напрямую Свердлову и Ленину, так как Н.П. Горбунов был личным секретарём последнего, могли вообще не идти в дела ВЦИК и Совнаркома. А. Оболенский пытается нас уверить, что «расшифрованная Н.А. Соколовым в Париже телеграмма от 17 июля 1918 года, принятая Верховным Судом Российской Федерации в качестве единственного доказательства факта расстрела членов семьи Романовых, вызывает слишком много вопросов и вступает в явное противоречие с подлинной телеграммой Уралоблсовета, полученной в Кремле днём 17 июля 1918 года». Заметим, что А. Оболенский уже безо всякого сомнения определяет шифрованную телеграмму фальшивкой, только на том основании того, что 17 июля 1918 г. из Екатеринбурга от Уралсовета Свердлову и Ленину пришла еще одна официальная телеграмма, в которой не упоминалось об убийстве всей Семьи, а только Государя: «Председателю Совнаркома тов. Ленину, Председателю ВЦИК тов. Свердлову. У аппарата Президиум Областного Совета рабоче-крестьянского правительства. Ввиду приближения неприятеля к Екатеринбургу и раскрытия Чрезвычайной Комиссией большого белогвардейского заговора, имевшего целью похищение бывшего царя и его семьи (документы в наших руках), по постановлению Президиума Областного Совета в ночь на 16-е июля расстрелян Николай Романов. Семья его эвакуирована в надёжное место»[43].
Неужели не понятно, что эта телеграмма была предназначена для официального сообщения Свердлова и Ленина в выступлении перед ВЦИК и СНК? Или А. Оболенский полагает, что большевистские главари были настолько тупы, чтобы объявить на весь мир, что они убили женщин и детей? Секретную информацию об уничтожении всей Семьи они получили исключительно только для себя. Ленин приказал ничего не сообщать о злодеянии даже большевистскому посланнику в Берлине: «Пусть Иоффе ничего не знает, ему там, в Берлине, легче врать будет»[44]. Для мировой общественности была приготовлена официальная деза об убийстве только одного Государя Императора. Но стиль вполне созвучный с той первой шифрованной телеграммой прорывается и в официальной: «Семья его эвакуирована в надёжное место». Скорее всего, объявлять даже через некоторое время об убийстве всей Семьи Ленин и Свердлов не решались и пошли на это только после окончания Гражданской войны.
А чего стоит утверждение А. Оболенского о том, что побывавшие на Ганиной Яме сразу же после ухода красных 30 июля 1918 г. офицеры и следователь Намёткин сразу пришли к определенному выводу, что «сожжения Царских тел здесь не было, огнем же была уничтожена только одежда Царской Семьи. Эта мысль подтверждалась еще и тем, что в остатках кострищ не было найдено ни одного кусочка кости, а тем паче зубов». Примечательно, что А. Оболенский дает ссылку на ГА РФ. Ф. Р-5881. Оп. 2. Д. 84. Но под такой ссылкой находится документ о переговорах генерала Рузского с Родзянко и Львовым. Ну, да ладно. Совершенно не понятно почему мы должны доверять этим лицам и особенно Наметкину, когда, во-первых, существуют показания других людей с принципиально иными выводами, побывавших на Ганиной Яме самыми первыми, а во-вторых, известно о крайне безалаберном если не сказать более жестко отношении Наметкина к своим служебным обязанностям. Лесничий В.Г. Редников показал, что он летом 1918 г., точная дата не указывается, с двумя знакомыми хуторянами пошел в урочище Четыре Брата, так как слышал, что там крестьяне обнаружили следы от костров и какой-то драгоценный крестик. Возле Открытой шахты ими было обнаружено два кострища и в них детали от женских корсетов, три топаза, кусочки солдатской шинели, а также несколько мелких осколков раздробленных обгорелых костей. По словам Редникова: «Это вовсе не были кости какого-либо мелкого животного, например, какой-либо птицы. Это были осколки трубчатых костей крупного млекопитающего и, как мне тогда казалось, осколки трубчатых костей. Они, повторяю, были обгорелые. Мы их находили в самом кострище. Мы в это время уже знали об убийстве Царской Семьи. Но, зная, что здесь крестьянами были найдены уже вещи, такие как крестик, мы уже тогда задумывались над тем, не сожигали ли здесь трупы Царской Семьи?»[45]. Эти костные фрагменты были по преступной небрежности или злонамеренной деятельности, выброшены следователем Намёткиным[46].
Крестьянин Верх-Исетского завода, свидетель И.С. Зубрицкий показал, что после ухода красных, он 29 июля вместе с другими крестьянами, осматривал площадку возле Открытой шахты. В раскопанном костре у старой берёзы, им была обнаружена белая полоска золы. Зубрицкому показалось, что это зола от сгоревшей кости. Кто-то ее тронул, и она рассыпалась[47].
Мы видим, что все аргументы А. Оболенского, пытающегося скомпрометировать следствие Н.А. Соколова, не стоят ровным счетом ничего. Возникает вопрос: зачем он вообще написал эту статью? Ответ дает сам автор, когда пишет о «наметкинской» комиссии: все члены комиссии, не сговариваясь, вынесли совершенно определенное впечатление, что здесь, в районе «Ганиной Ямы», была симуляция убийства, о чем и было занесено в протокол, подписанный всеми присутствующими. Протокол этот, конечно, и гроша ломанного не стоит, так как он не является процессуальным документом, но поражает другое: никто не утверждал, да и не утверждает, что Царскую Семью убивали на Ганиной яме. Что это, очередной ляп А. Оболенского или чья-то проговорка?
Ну и, наконец, последнее. Статья А. Оболенского слабая и непрофессиональная. Но мы знаем, по его весьма интересному исследованию состояния стоматологического дела в Российской Империи, что причиной несостоятельности этой статьи является отнюдь не отсутствие у автора профессионализма. В чем же тогда причина? Она, по нашему мнению, заключается в том, что расследование убийства Царской Семьи зашло в тупик, и определённые силы как во власти, так я думаю и в Церкви, не знают, что делать с Екатеринбургскими останками дальше: и признавать невозможно, и не признавать тоже. В такой ситуации очень удобно попытаться раскрутить третий вариант: сочинить версию об исчезновении Царской Семьи из Ипатьевского дома в июле 1918 г. по принципу и волки сыты, и овцы целы. То, что для этого потребуется новый виток лжи, фальсификации, экспертов и «экспертиз», что это будет очередное глумление над святыми Царственными Мучениками — эти силы не смущает. Но преградой для этих сил вновь становится следователь Н.А. Соколов, на надгробном кресте которого написаны слова Псалтыри: «Правда Твоя — правда во веки».
[1] Церковь. Богословие. История: материалы VII Всероссийской научно-богословской конференции (Екатеринбург, 8–10 февраля 2019 г.). Екатеринбург: Екатеринбургская духовная семинария, 2019.
[2] ГА РФ. Ф. 1837. Оп. 1. Д. 16. Л. 1.
[3] РГАСПИ. Ф. 588. Оп. 3. Д. 8. Л. 108.
[4] РГАСПИ. Ф. 588. Оп. 3. Д. 8. Л. 124.
[5] Протокол допроса Е.Н. Эрсберг, 6 июля 1919 г.] // Соколов Н.А. Предварительное следствие 1919–1922 гг.: [сб. материалов] / сост. Л.А. Лыкова. М.: Студия ТРИТЭ; Рос. архив, 1998. С. 135–148.
[6] РГАСПИ. Ф. 588. Оп. 3. Д. 8. Л. 129.
[7] Письма Царской Семьи из заточения. С. 94.
[8] Августейшие сестры милосердия. М.: «Вече», 2008. С. 94.
[9] Там же. С. 95.
[10] Там же. С. 98.
[11] Там же. С. 107.
[12] Письма Царской Семьи из заточения. С. 112.
[13] Письма святых Царственных Мучеников из заточения. С. 141.
[14] Раппопорт Х. Дневник княжон Романовых. Загубленные жизни. М.: Издательство «Эксмо», 2015; Мовчан А.Г., перевод на русский язык, 2014.
[15] ГА РФ. Ф. 685. Оп. 1. Д. 40. Л. 4—6 об.
[16] Гибель Царской семьи. Материалы следствия по делу об убийстве Царской Семьи (Август 1918 — февраль 1920); [Росс Н., сост.]. — Франкфурт-на-Майне: Посев, 1987. С. 126.
[17] Гибель Царской Семьи. Материалы следствия. С. 143.
[18] ГА РФ. Ф. 601. Оп. 2. Д. 51. Л. 62.
[19] ГА РФ. Ф. 601. Оп. 2. Д. 51. Л. 261.
[20] ГА РФ. Ф. 601. Оп. 2. Д. 51. Л. 16.
[21] ГА РФ. Ф. 1837. Оп. 4. Д. 2. Л. 138.
[22] Российский архив. Том VIII.
[23] https://rusorel.info/i-vnov-o-ekaterinburgskix-ostankax/
[24] Гибель Царской Семьи. Материалы следствия. С. 154.
[25] ГА РФ. Ф. 1837. Оп. 2. Д. 4. Л. 188.
[26] Гибель Царской Семьи. Материалы следствия. С. 158-159.
[27] ГА РФ. Ф. 1837. Оп. 2. Д. 7. Л. 76.
[28] ГА РФ. Ф. 1837. Оп. 2. Д. 7. Л. 59.
[29] Lasies (J.). La tragédie sibérienne, le drame d’Ekatérinbourg, la fin de l’amiral Koltchak, Paris, L’édition française, 1921.
[30] Lasies (J.). Op. cit. P. 106-107.
[31] Lasies (J.). Op. cit. P. 107.
[32] Гибель Царской Семьи. Материалы следствия. С. 334.
[33] Гибель Царской Семьи. Материалы следствия. С. 492.
[34] Соколов Н. Убийство Царской Семьи. – Берлин: Слово, 1925. С. 248.
[35] Соколов Н. Указ. соч. С. 248.
[36] Summers (A.), Mangold (Т.). The file on the tsar. by Victor Gollancz Ltd, 1976.
[37] Лыкова Л.А. Следствие по делу об убийстве Российской Императорской Семьи. — М.: РОССПЭН, 2007. С. 39.
[38] Российский архив. Т.8. С. 65.
[39] Гибель Царской семьи. Материалы следствия. С. 172-173.
[40] Гибель Царской семьи. Материалы следствия. С. 183.
[41] ГА РФ. Ф. 1837. Оп. 4. Д. 2. Л. Л. 129.
[42] Лыкова Л.А. Указ. соч. С. 75.
[43] ГА РФ. Ф. 601. Оп.2. Д.27. Л. 8.
[44] Лыкова Л.А. Указ. соч. С. 74.
[45] Гибель Царской Семьи. Материалы следствия. С. 427-428.
[46] Соколов Н.А. Убийство Царской Семьи. С. 217.
[47] Гибель Царской Семьи. Материалы следствия. С. 436.
