Автор:
Александр Шарипов.
6 июля 1928 г. в Доме Союзов (бывшем здании Московского Дворянского Собрания) завершился открытый судебный процесс над группой инженерно-технических работников угольной промышленности Советского Союза, официально обозначенный как «Дело об экономической контрреволюции в Донбассе». Суд стал первым в разворачивающейся череде процессов «вредителей».
Чтобы понять причины этого срежиссированного высшим советским руководством явления, необходимо окунуться как в марксистскую теорию пролетарского государства, так и в жизнь советского общества, развитие экономики в условиях НЭПа.
* * *
Захватившие в ходе гражданской войны власть в России коммунисты оказались неспособными организовать экономическую жизнь страны на бестоварных коммунистических началах и потому в 1921 г. вынуждены были перейти к новой экономической политике (НЭП) — с частичным товарным производством. Также советское правительство взяло курс на привлечение иностранного капитала и «буржуазных» инженерно-технических специалистов. Это противоречило революционным принципам и виделось как ревизия революционных завоеваний и временное отступление. С восстановлением экономики к сер. 1920-х годов советские руководители задумались о завершении НЭПа и возобновлении «красногвардейской атаки на капитал». Однако ни сил, ни специалистов на это у пролетарского государства не было: все высококлассные специалисты были из «бывших», т.е. получивших образование и квалификацию в царской России, а промышленное оборудование закупалось у «капиталистов», и вместе с ним в страну приезжали инженеры из капиталистического зарубежья. Получалось, что экономика пролетарского государства держалась на «буржуазных специалистах» и «технике империалистов».
Для укрепления пролетарской сущности нового государства было срочно необходимо увеличить количество рабочих масс в стране, одновременно взяв курс на непрерывную индустриализацию страны. Согласно марксистской теории, именно промышленные пролетарии являются носителями коммунистической идеологии и опорой нового строя. В идеале в пролетарском государстве все должны стать пролетариями. К тому же индустриализация была необходима и для укрепления самой экономики.
Средства для индустриализации шли из аграрного сектора — от хлебозаготовок. После обязательных хлебозаготовок крестьян вынуждали продавать товарное зерно по фиксированным (заниженным) ценам, в то время как цены на промтовары государство-монополист поднимало из года в год. Крестьянство стало сопротивляться и удерживать товарное зерно от госзакупок. Ситуация накалялась, пролетарская индустриализация могла потерять темпы. Вот здесь и необходимо напомнить ленинское указание о НЭПе как о временном отступлении перед буржуазией, которое в дальнейшем должно будет смениться новым наступлением пролетарской диктатуры.
* * *
С введением НЭПа угольная отрасль в немалой степени была передана в концессию германским компаниям, установка и освоение закупаемого оборудования происходило под руководством немецких инженеров. Так было и в небольшом городе Шахты, известном социальной активностью шахтёров. При недостаточной для нового оборудования квалификации рабочих и ослабленной дисциплине труда на угольных предприятиях городка произошло несколько аварий, в результате которых было выведено из строя дорогостоящее зарубежное оборудование. Что, в свою очередь, вело к падению выработки. И, когда в 1927 г. на шахтах ввели повышенные нормативы выработки, в коллективах начались волнения. Как и на других шахтах руководили производственным процессом старые «буржуазные» специалисты. Между рабочими и «буржуазными» инженерно-техническим работниками возникло напряжение.
По следам аварий летом 1927 г. местные чекисты начали следствие и произвели первые аресты. Среди жалоб рабочих на тяжёлые условиях труда, урезания заработной платы, были и указания на антисоветскую настроенность инженерно-технического персонала, на их связи с прежними хозяевами шахт. Вскоре дело стало принимать отчетливую «классовую» окраску, неизбежно возникла версия «вредительства»: старые спецы, не признающие советскую власть, портят дорогостоящее оборудование и не стремятся поднять производство на должный уровень. Классовая сущность выводит дело на краевой уровень (Северо-Кавказский край). Но следствие на этом не останавливается: где «классовая борьба», там «контрреволюция». И вот уже появляется идея «заговора» и «контрреволюционной организации» в угольной промышленности СССР, после чего дело переходит в ведение чекистов центрального аппарата Украинской республики. К арестованным руководителям шахт присоединяют всё новые и новые руководители и специалисты. Подследственным предъявляются обвинения в саботаже и вредительстве на производстве, классово враждебные взаимоотношения с рабочими-пролетариями, и, в конечном итоге, контрреволюционная деятельность в годы революции и гражданской войны.
По материалам следствия нарком Ягода доложил Политбюро ЦК ВКП(б) о «заговоре» в угольной промышленности. Политбюро приняло версию Ягоды и фактически санкционировало новые аресты. На основе расширенного следствия украинские чекисты сформировали дело «Экономическая контрреволюция в Донбассе», которое было объединено с Шахтинским делом и передано на рассмотрение в центр, лично председателю Совнаркома Рыкову. Для рассмотрения дела «вредителей», в Политбюро была сформирована специальная комиссия (!), в которую вошли Рыков, Сталин, Орджоникидзе, Молотов, Куйбышев, Ворошилова. Комиссия приняла решение провести открытый судебный процесс по делу «вредителей» в Москве. Членам Политбюро рассылается письмо, с указанием на связи старых специалистов угольной промышленности с русской контрреволюционной эмиграцией и германскими империалистами.
Наряду со старыми «буржуазными» спецами были арестованы и германские инженеры. Надо сказать, что активные экономические связи с Германией велись советским правительством ещё со времени заключения договора в Раппало сразу же после окончания Первой мировой войны, усиленного подписанием Торгового соглашения в 1921 г. Все 1920-е годы Германия была основным экономическим партнёром советского правительства. И арест немецких специалистов мог нанести вред сотрудничеству. Но именно в это время происходят разногласия большевиков с германскими «социал-предателями» в международном революционном движении. Потому-то аресты немецких инженеров и получают одобрение Политбюро: разоблачение вредительской деятельности «капиталистического окружения» должно сыграть нужную роль для создания эффекта осаждённой крепости и будет выгодно при проведении экстремальной внутренней политики.
В апреле 1928 г. на объединённом пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б) Рыков в докладе по Шахтинскому делу обозначил его «общесоюзное значение», ибо оно вскрыло «новые формы и новые методы борьбы буржуазной контрреволюции против пролетарского государства, против социалистической индустриализации». Так, ещё до начала судебного процесса, было заявлено о начале нового этапа классовой борьбы, в советской прессе начались публикации с разоблачением «контрреволюционной» и «вредительской» деятельности старых спецов и немецких контрреволюционеров.
* * *
Судебный процесс в Доме Союзов шёл полтора месяца и широко освещался в печати. Из 53 подсудимых одиннадцать были приговорены к расстрелу: пятерых из них расстреляли через несколько дней, шестерым смертную казнь заменили длительным заключением. Другие получили сроки заключения от одного года до десяти лет. Из четверых граждан Германии двое были оправданы, двое получили условные сроки. К слову сказать, германское присутствие в советское экономике не уменьшилось после процесса. Однако, теперь доминирующую роль в сталинской индустриализации 1930-х стали играть уже американские промышленники-империалисты.
Вслед за «угольным» прошли процессы над «вредителями» во многих иных отраслях. Так была осуществлена идеологическая и репрессивная поддержка «шоковых реформ» индустриализации, когда любое недовольство могло быть подано как саботаж, контрреволюция, вредительство и подавлено самым жестоким образом.
—
PS: После рассекречивания в 1990-х годах документов по политическим процессам Генеральная прокуратура России опротестовала решение специального присутствия Верховного суда СССР по «Шахтинскому делу» от 6 июля 1928 г. и за отсутствием состава преступления все осуждённые были реабилитированы.