Автор:
Александр Музафаров.
27 апреля 1682 года скончался молодой царь Федор Алексеевич. Всего шесть длилось правление государя-отрока, но как много он успел сделать – выиграть первую в русской истории войну с Османской Империей, отменить местничество, ввести новую систему чинов, учредить первое русское высшее учебное заведение, застроить Москву прекрасными каменными домами. Но многое не успел – Господь юному Государю крепкого здоровья. Не успел Федор Алексеевич родить наследника, хотя и был дважды женат, не успел написать завещание – единственное юридическое оформление престолонаследия, что существовало тогда в русском праве. Это были дела важные, но, на первый взгляд, не слишком опасные – детей у царя не было, но было два брата, так что престол не осиротел. Но было еще одно дело, малое на первый взгляд, но оказавшееся весьма важным – не успел государь разобраться в челобитной, что подали ему московские стрельцы.
В той челобитной жаловались стрельцы на свою нелегкую жизнь. Ежели Алексей Михайлович относился к ним заботливо, жалование платил вовремя, в бои да походы почти не посылал, то Федор Алексеевич, напротив, не видел причины, почему крепкие да обученные войны должны охранять столичные улицы, когда воеводы южных рубежей доносят о нехватке людей ратных. Да и с жалованием стало хуже – в казне было пустовато и оное порой задерживали. Но, главное, жаловались стрельцы на своих отцов-командиров, что вели себя совсем не по-отцовски, присваивали себе стрелецкие деньги, да самих стрельцов работать на себя заставляли. Не хорошо. Молодой Царь был человеком справедливым и стрелецкой жалобе дал ход. Несколько начальных людей стрелецких приказов были взяты под стражу, началось следствие… да смерть государя то следствие прервала.
Златошубые бояре, что собрались после кончины Федора Алексеевича в кремлевских палатах о стрельцах и вовсе не думали. Они решали важный вопрос – кто займет престол. Хоть и дорого обошлась Смута русскому государству, а одну из главных ее причин – отсутствие внятного закона о престолонаследии, за почти семь десятилетий исправить почему-то не сумели.
Казалось, вопрос простой – брат наследует брату и на престол должен взойти следующий сын Алексея Михайловича царевич Иван Алексеевич. Да…... Да уж странный он был человек, и со здоровьем нелады, и видел плохо, и…. и было что-то еще о чем дружно умалчивают все русские источники, а иностранные и прознать не сумели. В общем, бояре решили передать престол младшему брату – Петру Алексеевичу, здоровому и крепкому десятилетнему мальчику. Патриарх благословил, глашатаи возвестили на площадях – быть на Руси Царем Петру Алексеевичу.
В честь нового царя полагались милости – прощение недоимок, освобождение заключенных, и т.д. Получили свободу и арестованные по стрелецкому навету полковники и сотники. И уж конечно, постарались свести счеты с доносчиками. Стрелецкие слободы закипали.
Наверху все было не просто – провозгласив царем Петра, боярская дума существенно ослабила позиции Милославких, родственников первой супруги Алексей Михайловича, чьими сыновьями были и покойный Федор и обделенный троном Иван. Милославские и связанные с ними люди стояли у кормила государственной власти десятилетия. Много сделали полезного для Отечества, но были и те, кто был недоволен, и не всегда в основе того недовольства лежали личные обиды. Были и среди сторонников Матвеева и Нарышкиных опытные воеводы, толковые администраторы, назревала борьба за власть.
Время было опасное. Менялся облик мира. Тридцатилетняя война разорила Европу, но дала в руки европейских монархов самую совершенную в мире военную машину – что что, а воевать там научились очень хорошо. Против такой мощи устоять было сложно и поплыли по миру многопушечные корабли с бравыми вояками на палубах, зорко смотрели их капитаны на новые берега и говорили чуть прищурясь – этот остров (мыс, залив, а то и целый материк) мой немножко будет. Или моего короля.
Чтобы не стать очередной добычей надо было стать сильным. Русские государи делали для своей страны немало, но предстояло сделать еще больше. Наступали трудные времена. Не каприз и не прозрение юного Петра заставили Россию начать эпоху преобразований, а объективный вызов времени. И старший брат Петра Великого – Федор Алексеевич ответил бы на тот вызов тоже.
Сытой жизни приходил конец, на какое-то время, но как не хотелось стрельцам бросать ту сытую да ленивую жизнь. Ездили ли по слободам эмиссары Милославских – Бог весть. Но разлад в верхах не было секретом для жителей столицы. Москва – большая деревня, слухами полнится и упустить такой случай стрельцы не пожелали.
15 мая в Кремль ворвалась вооруженная толпа. Да, именно толпа, пусть и в стрелецких «непременных платьях», и с оружием, но без всякого порядка и дисциплины. Не военный мятеж – бунт подняли стрельцы, навсегда распрощавшись со статусом элитного войска.
Восставшие шли с целью защитить царя Ивана, будто бы убитого Нарышкиными. Царевич был жив, и лично опроверг все измышления. Стрельцы заколебались, да не возвращаться же в слободы с пустыми руками – искать измену пришли …... и перед лицом юных царей, перед лицом Патриарха разыгрались кровавые сцены. Стрельцы убивали бояр, как сторонников Нарышкиных (погибли в тот день два дяди будущего Императора), так и сторонников Милославких – погиб опытный воевода князь Долгоруков, убили его сына, пал боярин Григорий Ромодановский, погибали верные долгу офицеры солдатских полков, стрелецкие начальные люди… Государственные мужи, полководцы, верные слуги Престолу и Отечеству.
Царская семья была в растерянности. Никто не мог поручиться за жизнь юных царей (Ивана тоже нарекли государем) и их родичей.
Не растерялась лишь умная и решительная царевна Софья Алексеевна. У нее хватило смелости выйти на диспут с раскольничьими старцами, что активно помогали стрельцами смущать народ, и выученица Симеона Полоцкого не посрамила своего учителя. Ее стали слушаться. Она вывезла царскую семью из Москвы под защиту неприступных (их и в Смутное время не взяли) стен Троице-Сергиевой обители. По ее приказу стали собираться войска.
А стрельцы бушевали. К ним примкнул князь Иван Андреевич Хованский, воевода прежде всего лихой, одерживавший победы не разумом, а лихостью и удалью. Вот и сейчас Таратуй (как называли его на Москве) окунулся в хмельное вино бунта. Россия очутилаь на пороге новой смуты. Казалось, вернулись события столетней давности, сейчас снова прольется русская кровь и алчные соседи пойдут делить русские земли и города.
Но слишком хорошо помнили русские люди цену смуты и измены. Под знамена царевны Софьи Алексеевны, под знамена порядка и долга собиралась армия. Подходили солдатские полки нового строя, дворянские сотни. Земля не поддержала бунт.
Князь Хованский был схвачен и казнен. Стрельцы – капитулировали. Порядок и закон был восстановлен. Новой смуты не вышло.
Свидетель событий, князь Куракин будет вспоминать на склоне лет:
Правление царевны Софьи Алексеевны началось со всякою прилежностью и правосудием всем и ко удовольствию народному, так что никогда такого мудрого правления в Российском государстве не было.
И все государство пришло во время ея правления, чрез семь лет, в цвет великого богатства. Также умножилась коммерция и всякие ремесла, и науки почали быть возставлять….
Софья Алексеевна продолжила несение бремени своего брата. По ее воле создалась первая в России школа – Славяно-Греко-Латинская академия, открылись врата русской учености. Польша подписала Вечный мир, уступив России права на Киев, был подписан мир с далеким Китаем…
Лишь одно упустила Софья – отношения с младшим братом и его родней. Для нее – они всегда оставались чуждыми пришельцами в семью Алексея Михайловича, начался конфликт, который царевна не могла выиграть, не затеяв новой смуты. Но она понимала, что смута будет губительной для России, и добровольно, не призывая к новому мятежу, уступила власть брату. Ей пришлось заплатить не только свободой, но и посмертной памятью, в книжках по истории Софья Алексеевна осталось лишь противницей Петра, честолюбивой и властолюбивой женщиной. Клевета отмывается плохо.
Но видя скромные палаты в углу Новодевичьего монастыря, надо вспомнить, что их обитательница дважды явила истинную мудрость, спасая Отечество от смуты.
